ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 Страницы души

Родом из детства

 Шел год 53-й, мне было лет шесть, а победоносная война закончилась на два года раньше, но ее горький запах еще витал в воздухе. Мы жили на Хорошевке, в сером двухэтажном кирпичном доме, построенном пленными. Самих немцев я уже не застал — их вернули домой, кажется, в 1949. Совсем рядом, с Центрального аэродрома (бывшего Ходынского поля) один за другим взлетали пузатые американские “Дугласы”, и часто я от страха пригибал голову: казалось, подними руку — и дотронешься до его блестящего алюминиевого брюха. До самой Беговой улицы прижимались к земле двух-трех-четырехэтажные, аккуратно сработанные немцами домики: самолеты взлетали почему-то именно над ними.

Взрослые отбивали ладони костяшками домино и, разгоряченные игрой и водкой, показывали друг другу хитроумными вывертами рук, как они сбивали самолеты спесивых фашистских асов. Кто-то уже сдергивал с потного тела рубаху, демонстрируя окружающим страшные, неровно сросшиеся рубцы. Война еще пылала в их душах. Было много безногих на деревянных площадках с колесами из подшипников — мечты всех пацанов округи. Подшипники шли на изготовление самокатов, и мы самозабвенно гоняли вокруг домов, издавая невероятный шум. Не припомню, чтобы нам делали замечания. Впрочем, молодая шпана из длиннющих бараков замечаний не боялась, и кой у кого постарше уже имелись за пазухой ножики, которыми они иногда хвалились, давая нам подержаться за красивую наборную ручку из цветного плексигласа. Мы же, мелкота пузатая, целыми днями шлялись по аэродрому, набивая карманы всякой металлической дрянью: пулеметными гильзами, приборами неизвестного назначения, самолетными лампами и пр.

 Отец учился в Военной Академии, мы вчетвером занимали комнатку в трехкомнатной квартире. Соседями были тетя Валя Сотникова с сыном и мужем, носившим по праздникам красивый морской кортик; и две девочки-близняшки. Из праздников помню только Новый год. К Новому году мандарины продавали поштучно, каждый был завернут в красивую бумажку, да еще в очереди не каждому доставалось.

В 1954 году я пошел в 148 школу, как раз напротив седьмого хладокомбината на той стороне Хорошевки. Однажды он загорелся, и все школьники долго глазели, как мучались пожарные, сбивая огромное пламя...

Родился я в Австрии, в самой Вене, где стояла после войны наша Оккупационная армия и где мне теперь уже вряд ли доведется побывать. Да и к чему это? Тянет на Вологодчину, где на берегу широкой теперь после постройки системы шлюзов реки Шексны, почти напротив Горицкого монастыря, в деревне Кабачино жили мои предки; там вырос мой отец...

 Детство мое продолжалось в Риге, Венгрии, Польше, опять в Москве, Ленинграде, Львове, но первые, самые сильные впечатления я вынес все же с Хорошевки. Да, нельзя не сказать о мороженом. Отцы ребят из бараков, которые работали в седьмом “холодильнике”, частенько притаскивали целые ящики эскимо на палочке. Вкуснее этого мороженого на свете ничего не было. А ели столько, что в московскую июльскую жару от холода в животе синели губы и тряслось все тело. Если случалось подраться, то только до первой крови, потом драчуны сцеплялись мизинцами и хором говорили: “Мирись-мирись и больше не дерись”. Шпана понастроила рядом с бараками неказистых голубятен, и мы с завистью смотрели, как стаи сизокрылых под пронзительный свист хозяина взмывали все выше и выше, оставляя далеко внизу неповоротливые, словно майские жуки, американские бомбардировщики... Конечно, я мечтал стать летчиком. И обещал маме сбросить с самолета самую красивую материю на платье.

...Недавно довелось побывать в столице. Центральный аэродром оказался застроен близнецами-многоэтажками, и от “моей” Хорошевки осталась только родная 148 школа и седьмой “холодильник”. Я постоял у школьной ограды, сквозь прутья которой когда-то пролезала моя голова, и побрел к метро, которое раньше заменял синий 20 троллейбус. Впрочем, он ходит и теперь по прежнему маршруту, но я уже не сжимаю во вспотевшей ладошке двадцатикопеечную монету, чтобы проехать побольше остановок.

...Мне шесть лет, и я долго бегу до другой стороны Хорошевки — какая же она широкая! Завтра — да наступит ли когда-нибудь это долгожданное завтра? — мы, мальчишки, отправимся купаться в Серебряный Бор на Москву-реку. Айда с нами! А что за дядя с седой бородкой, чем-то неуловимо похожий на папу, так пристально рассматривает меня с противоположной стороны шоссе? Он точно не с нашего двора. И я вприпрыжку бегу прямо по лужам — проживать свое длинное, как лето, неповторимое детство...