Четыре
ответа на приглашение в ад
Об
известном и малоизвестном в Ушу
Рассматривая миросозерцание и развитие философской мысли
в Китае, не трудно заметить единство взглядов и учений,
объединяющих весь языческий мир, подпавший под влияние
дьявольского обольщения, находящийся в плену ложных
представлений.
Но тем не
менее внутренний голос совести и движения души
подсказывали человеку о недолжном состоянии мира, в
котором царил грех. Отсюда рождался миф о «золотом
веке», о ином миропорядке, при котором небесная гармония
находилась в соответствии с земным укладом. Но гармония
уничтожается. Попытка вернуть «время порядка» породила
своеобразную культурно-этическую традицию. Одна из
особенностей такой традиции состояла в строгом
соблюдении обрядов и ритуалов, передаваемых из поколения
в поколение, с целью предохранения «истины», заложенной
в них. Так зарождалось Ушу.
В основе Ушу
лежат первобытные танцы, совмещающие в себе ритуал и
практическую тренировку. Сюжетом танцев становилось
изложение мифа (китайцы считают, что это реально
происходившие события) в форме определенного набора
движений — символического языка. Темой многих танцев
становились «битвы великанов и божественных правителей»:
заметим, что система единоборств в раннем Китае всегда
рассматривалась как привнесенная в этот мир богами или
духами. С появлением религиозно-философских систем в
Китае отмечается попытка адептов Ушу приобщить ритуал к
«высшему началу».
Ушу вобрало
в себя и магизм, и политеизм, и даосизм, и
конфуцианство, и буддизм. Магизм Ушу китайцев очень
сильно перекликается с заклинательством злых духов
любого языческого народа. Здесь требуется тщательное
исполнение обрядов и определенного набора движений (тао).
Через тао, считают китайцы, идет приобщение к тому
«пласту знаний», который дал начало Ушу, когда через
жест и слово пытались умилостивить злых духов.
В китайских
школах по Ушу предлагается поклонение перед алтарем, на
котором установлены изваяния богов-покровителей и
деревянные таблички с именами родоначальников школ, к
которым часто мысленно обращаются во время
созерцательных медитаций. Кроме того в Ушу есть также
двигательные, активные медитации, примером которых
является тайцзыцюань. Идея тайцзы — слияние с космосом,
путь — «растворение в великой пустоте» (другими словами
обезличивание). «Человек делает тао — тао делает
человека», — говорят китайцы. И хотя слова о достижении
гармонии звучат возвышенно, суть ее: самоутверждение
своего я — через противопоставление себя природе или
противнику (слово «ближний» здесь исключается). А вот
насколько попытка растворения в «великой пустоте»
успешна, поймем из следующего. Известный основатель
одного из стилей Ушу Суньцзы учит: «Залог моей победы в
том, что люди имеют форму, а я ее не имею». «Стоит
задуматься,— продолжают учить мастера,— и момент атаки
или защиты может быть упущен. Лишь интуитивное озарение
может решить исход схватки». Что же это за озарение? В
руководстве по китайскому боксу Ролланд Хоберзатцелла
пишет: «Мыслители Китая, в частности Лао-цзы, установили
границы довольно необычного взаимоотношения с силами,
которые ими управляют». Вот где вспоминается учение
Церкви о трезвении и постоянном усилии, «дабы
целостность внутреннего человека противоборствовала
козням врага, всем неразумным движениям человеческой
природы» (Вл. Лосский). Идея человекобожия в учении Ушу
тоже налицо. Идеал человека, по словам Ужан Саньфэнэ,
следующий: «Такой человек поднимается на высоту и не
дрожит от страха, входит в воду и не промокает, вступает
в огонь и не чувствует жара. Таким человеком является
тот, чье знание достигло Дао. Сердце такого человека
свободно от чувств, никто не знает предела его
возможностей».
Прельщаясь
путем самобожия, адепт Ушу в реальности предает себя во
власть темных сил, которые им управляют не только в
бою, но и в последующей жизни.
Сердце свободное от чувств (значит и от любви) — добыча
дьявола. Это актуально для тех, чье знание стремится к
Дао. Реальное следствие пропаганды Ушу — формирование
антихристианского мировоззрения, своеобразная «китаезация»
сознания, что неизбежно повлечет за собой утрату
национальной, культурно-исторической самоидентификации.
Умножение рядов «Иванов, не помнящих родства».
Задумаемся: кому это нужно?
Диакон Виктор Праздничный, «Воронеж Православный» |