Пишу свою судьбу до точки

СИЛЫ ИСЧЕРПАВ, СГОРАЕТ АВТОР

Поэты живут. И должны оставаться живыми. Пусть верит перу жизнь, как истина в черновике. Поэты в миру оставляют великое имя, затем, что у всех на уме — у них на языке. Но им всё трудней быть иконой в размере оклада. Там, где, судя по паспортам, — все по местам. Дай Бог им пройти семь кругов безпокойного лада, по чистым листам, где до времени — все по устам. Поэт умывает слова, возводя их в приметы, подняв свои полные вёдра внимательных глаз. Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта. И за семерых отмеряет. И режет. Эх, раз, ещё раз!
Как вольно им петь. И дышать полной грудью на ладан… Святая вода на пустом киселе неживой. Не плачьте, когда семь кругов безпокойного лада пойдут по воде над прекрасной шальной головой. Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие. Прорвётся к перу то, что долго рубить и рубить топором. Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия. К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам. Поэты идут до конца. И не смейте кричать им: «Не надо!» Ведь Бог… Он не врёт, разбивая свои зеркала.
И вновь семь кругов безпокойного, звонкого лада глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола. Шатаясь от слёз и от счастья смеясь под сурдинку, свой вечный допрос они снова выводят к кольцу. В быту тяжелы. Но однако легки на поминках. Вот тогда и поймём, что цветы им, конечно, к лицу. Не верьте концу. Не ждите иного расклада. А что там было в пути? Метры, рубли… Неважно, когда семь кругов безпокойного лада позволят идти, наконец не касаясь земли. Ну вот, ты — поэт… Еле-еле душа в чёрном теле. Ты принял обет сделать выбор, ломая печать.
Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели. Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать. Не жалко распять, для того чтоб вернуться к Пилату. Поэта не взять ни тюрьмой, ни сумой. Короткую жизнь. Семь кругов безпокойного лада Поэты идут. И уходят от нас на восьмой… Александр Башлачёв, 1960 — 17 февраля 1988, выбросился из окна. (№ 7, 159)

Право слово, тянет, тянет к Поэзии: столько хороших поэтов проросло на всей земле Русской! В третьей книге «Тихого Дона» есть неожиданное шолоховское замечание: «…эти дни одолевала его поэзия, чужая певучая боль». Замечательно сказано… И меня боль эта не отпускает, заставляя вбирать и ставить в «былинки» как можно больше прекрасных русских поэтов, таких разных и столь талантливых.

О нет, я не книжник, забившийся в келью,
В смятенье бежавший от грязи и драк,
Чужие страданья бумажной постелью
Себе приспособивший. Это не так.
Мне в мире, что катится неудержимо
К сияющей бездне, свести бы на нет
У тяги к живому дрожанье поджилок
И шоры у лошади, ищущей свет.
Юрий Ключников, Новосибирск, р. 1930

Вот что мне написал сочинский поэт Виталий Серков после того, как нашёл несколько своих стихотворений в одной из книг «былинок»: «Скажу честно как на духу: книгу прочитал с интересом. Она необычна уже тем, что не имеет сюжета, что не похожа ни на какие другие книги. В ней есть всё. Удивило то, что столько стихов разных авторов используете. Порадовало, что столько хороших поэтов в России, в том числе моих ровесников. Время нынче глухое, многие из поэтов не знают о существовании собратьев. Поэтому поэты должны быть вам благодарны уже за то, что их стихи и строки прочтут разные читатели. А «великим и гениальным» не понравится, что их стихи уравняли со стихами пиитов, по их мнению, рангом ниже. Ну да Бог с ними!
По сути вы не только являете свою позицию по разным вопросам и явлениям, но, подкрепляя её чьими-то стихами, пропагандируете поэтов. Это, прежде всего, важно для них. Я, например, в последнее время перестал писать стихи: пришло ощущение, что никому ни мы, ни наши стихи не нужны. А вы даёте какую-то надежду нам.

ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ ПОЭТЫ
Сказать за всех: «От Бога!» —
Душою покривить.
И всё-таки эпоха
Сумела боль привить.

Пути крутила замять,
В овраг толкала мгла.
Спасая души, память
Беду перемогла.

Во тьме перекликаясь,
Не всех смогли сберечь,
Но шли, греша и каясь,
Храня родную речь.

Пусть мы провинциалы,
Поэты без имён —
Идут инициалы
За нами в глубь времён.

Когда-нибудь потомки
Отыщут письмена,
И выйдут сквозь потёмки
К ним наши имена.
Виталий Серков, Сочи, р. 1956 (№ 6, 98)

Было бы здорово, если бы вы, Александр Григорьевич, взялись за издание «Антологии поэзии русских провинций»; не сомневаюсь, что при наличии денег с этой задачей вы бы справились». Мысль отменная, но нужна команда, а в одиночку браться за такое дело я не стану. Надеюсь, книги «былинок» послужат толчком к созданию очень нужной Отечеству антологии.

Отрешившись от всех обид и страхов,
От недугов и былых утрат,
Уходя, уверовал Булгаков:
— Рукописи не горят.

Вещие слова. Святая правда.
Временем проверено стократ —
Силы исчерпав, сгорает автор.
Рукописи не горят.
Яков Хелемский, †2003

Дорогой Александр Григорьевич!
Получил Вашу книгу и со всей внимательностью познакомился с ней. У меня окрепло впечатление, что Вы создаёте новый жанр в литературе. И это прекрасно, ибо наступает время, когда толстенный роман немного потеснится и пригласит в близкие соседи прозу короткого жанра.
Впрочем, дело ведь не в количестве страниц, а в глубине этих страниц, которые могут сказать о жизни такую же масштабную правду, как роман.
Поздравляю с выходом книги и по-солдатски крепко обнимаю Вас.
Ваш Юрий Бондарев
23 апреля 2011 года
* * *
Здравствуйте, дорогой Александр Григорьевич!
Да благословит Вас Господь и подаст Вам помощь потрудиться на пользу православного народа ещё многие годы!
Провожу с Вами вместе по полдня ежедневно, т. е. читаю «былинки» — книгу «Гони, старик, свою лошадку!». Другую отдала читать сёстрам. Кто-то запойно пьёт, я — запойно читаю, очень нравятся Ваши книги. На каждой странице нахожу что-то себе близкое, родное, передуманное и перечувствованное так же. А какие дивные стихи украшают «былинки»! Вы, Александр Григорьевич, собрали в свои книги множество русских бриллиантов — наших поэтов, которые светятся каждый своим светом, своей гранью, но все вместе выражают эпоху и каждый — своё сердце. Сколько же хороших людей жило и живёт среди нас! Я даже подумала, что «былинки» сродни летописи, так точно они отражают наш век и человеческие души, в нём живущие.
Монахиня Павлина (Левицкая),
Свято-Введенский женский монастырь, г. Иваново
* * *
Глубокоуважаемый Александр Григорьевич!
Хочу поблагодарить Вас за замечательные книги — это просто кладезь знаний нашей поэзии, я была поражена Вашими знаниями и тонкостью Вашей души. Я всегда боюсь к Вам обращаться, т. к. никогда не знаю, получу ли доброе слово в ответ или нарвусь на резкость, особенно если в каком-то вопросе у нас разные мнения. Как все мужчины, Вы всегда правы и очень неохотно признаёте свою неправоту. Но, прочитав Вашу книгу, я поняла, как же Вы ранимы.
Мелетина Ладинская, руководитель «Паломника», СПб
* * *
Здравствуйте, уважаемый Александр Григорьевич.
В первую очередь хочу поблагодарить Вас за «былинки». Такой жанр мне не приходилось ещё осваивать. Книга-дневник. И до чего же хороша, откровенна, чиста. Сейчас читаю про исчезновение буквы «ё» из русского алфавита. Эта буква действительно отделена даже на клавиатуре от остальных. Очень благодарна одному поэту на портале Стихи.ру за науку не забывать про эту букву. На самом деле даже исчезновение одной буквы — это уже существенно, это обедняет наш язык. А ещё благодаря Вам узнаю новых поэтов, читаю интересные стихи, которые всегда в точку, и где Вы их только находите?
Узнала о Вас, прочитав интервью Юлии Воскресенской, очень люблю произведения этой писательницы.
Благодарю Вас за Ваш титанический, безценный труд, за те зёрна, которые Вы сеете в наших душах. И пусть иногда нам кажется, что они уже не взойдут, что нет истинных ценителей, что наше современие безнадёжно, но если хотя бы одно проклюнется, зацепится за жизнь своими нежными корешками, считайте, что жили мы не напрасно.
С уважением Захарова Лина Евгеньевна.
* * *
Уважаемый Александр Григорьевич!
Решаюсь Вам напомнить о нас. Но прежде прочитала обе книги, пережила их, пообщались на эту тему с Марией, всем рассказываю о таком необычном жанре — БЫЛИНКИ! Отправляю желающих почитать в областную библиотеку (жадничаю — не даю свои другим людям, они именные). Представляю, сколько вы выслушиваете комплиментов по этому поводу и др. тоже, но всё равно: меня эти БЫЛИНКИ не просто очаровали, изумили, восхитили, укорили-упрекнули, толкнули, напомнили, даже сделали с моей душой нечто большее, чем разные тематические книги. Наверное, это не очень нормально — так сильно реагировать, но я не помню за последние годы, ЧТО бы я, прочитав, хотела читать ещё и ещё. Спасибо за книги, а форуму «Золотой Витязь» за то, что смогли познакомиться с Вами.
Тамара Георгиевская, составитель Тульских Синодиков, май 2011
* * *
Здравствуйте, Александр Григорьевич!
Меня зовут Наталья Бочарова. Мы познакомились в Санкт-Петербурге на выставке «Православная Русь-2010». Вы мне подарили свою книгу «О жизнь, нечаянная радость».
Сегодня дочитала Ваши «былинки». И знаете, так жаль, что дочитала. Жаль, что последняя страничка. Читала бы и читала без остановки. Хотелось, чтоб они вечно не заканчивались. Так легко мне становилось после прочитанного. Хотя, замечу, не всегда пишете о радостных моментах и историях. Но я с таким пониманием и душевностью прониклась «былинками», как будто вместе с Вами перенеслась и в прошлое, и в настоящее Ваше. Я в восторге от того, какое впечатление дала мне Ваша книга. И сейчас мне очень стыдно перед Вами и собой, что так поздно имела возможность познакомиться с Вашим творчеством. Но я обещаю наверстать упущенное.
Также хочу надеяться, что Бог даст мне ещё хоть одну встречу с Вами. Тогда я смогла бы лично поблагодарить Вас за былинки и Вашу работу. И ещё за то, что Вы вселили в меня ещё больше надежды и веры, показали ценность времени и отношения к моим предкам и родственникам.
Спасибо Вам, Александр Григорьевич! Храни Вас Господь!
С уважением Наталья.

КАЛЕЙДОСКОП
В детстве я обожал калейдоскоп: скоп колотых стёклышек. Нравилось встряхивать и смотреть — особенно в скуку кори и коклюша. Калейдоскоп — колодца глубокое дно, конец удивительного коридора, цветное окно готического собора… Встряхивал, прикладывал к глазу, и было только обидно одно — что-то не удалось ни разу снова увидеть такое же окно…
Как-то вытряхнул рыцарский орден. Очень был горд им. Но недолго смотрел на орден в глазок. На один глазок переменил позу, стёклышко синее скок — и орден превратился в разноцветную розу ветров.
С тех пор я очень люблю всяческую метаморфозу.
И поэзией ставшую прозу.
Илья Сельвинский, †1968(№ 3, 84)