Сундучок воспоминаний

Глава 6

1.
Дня на три, иль больше даже, из села Иван пропал… Обнаружили пропажу — ничего никто не знал! Председатель в удивленье, как такое понимать? — Кубик топчется в правленье, а Ивана — не видать! Посылал домой к Ивану — на двери висит замок. — Может, помер где-то спьяну непутёвый мужичок? Хлебанул стакан отравы и загнулся втихаря? Обыскали все канавы, все кусты. И всё зазря. Нет нигде… Опередила всех Иванова кума: — Отыскался, вражья сила, да беда — сошёл с ума! Председатель сел в машину, полсела — смотреть бегом на редчайшую картину, как людей берут в дурдом! Побросали всё, что можно, прибежали стар и мал. — Только тихо, осторожно, как бы он не осерчал. И глазеют через щели: — Ну, чего он, буйный, да? — Бедный Ванька, неужели к сумасшедшим навсегда? Понависли виноградом на забор и вдоль ворот, председатель тоже, рядом. Не подходит. Смотрит. Ждёт. — Ваня-Ваня, после Клавы безпросветно начал пить, а мужчине без управы — дважды два с ума сойтить! — Ну, чего там? Что он, ходит? — Да сидит, глядит во двор. Ничего, спокойный вроде, но в руке зажат топор!..
2.
Посреди двора лежала пара брёвен — два дубка. Встал Иван и для начала топором на них слегка снял кору, зачистил ровно и одной своей левшой стал тесать он эти бревна, силясь телом и душой! Раз за разом тяжелее, всё мелькал, взлетал топор, словно не было важнее дела в жизни до сих пор. Словно что-то дорогое для себя Иван творил… Обтесал одно, другое, хоть и выбился из сил, хоть уже рука дрожала и в ушах он слышал гул, всё ему казалось мало — не присел, не продохнул. Пропилил пазы ножовкой, гвозди хитро зажимал меж коленями и ловко топором их в дуб вгонял… А когда Иван поднялся, весь народ качнулся с мест — он устало улыбался, сжав рукой огромный Крест. И вот тут толпа застыла: что спросить и что сказать? Может, хочет на могиле Крест у Клавы поменять? Иль чего удумал спьяну, может, руки наложить? Председатель встал к Ивану, понял: надо говорить. — Мы тебя везде искали, между прочим, всё село от работы оторвали… Что ж, скажи, произошло? И Иван не стал таиться, Крест к забору прислонил, посмотрел в людские лица — никого не пропустил — и сказал: — Родные люди! Знаю вас не первый год. Может, кто меня осудит, может, кто-то и поймёт. Если чем-то провинился, то простите — грех бывал… И народу поклонился и в молчанье постоял. — Не подумайте, что спьяну я несу какой-то бред. Пить теперь совсем не стану, вы уж верьте или нет. Что случилось, то словами передать я вряд ли б смог… Просто понял, что над нами был, и есть, и будет — Бог! Сколько было за плечами и позора, и стыда, но ведь есть Господь над нами, спросит Он, и что тогда?.. Дело каждого… Ну, словом, я хотел вас всех просить: может, церковь восстановим? Может, легче станет жить? И лишился дара речи петроскитовский народ, в удивленье сжались плечи: что с Иваном? Кто поймёт? Неужели так бывает? Жил, ходил, и вот те на — церковь строить зазывает! И не будет пить вина? Поначалу с подозреньем, но тихонечко народ уловил сердечным зреньем, что Иван совсем не врёт! Что душевной теплотою все слова его полны, что Иван — за той чертою, где притворства не нужны. — Чтобы стало всё яснее, расскажу вам, где я был. Был я аж у Архирея, с ним про церковь говорил. Дал он нам благословенье и сказал мне, что на храм нужно власти разрешенье и оплату мастерам. Мастерам должны по праву, сколько нужно, денег дать, чтобы церковь — всем на славу! Чтоб века могла стоять… Коль доверите мне это, всё пройду, всю жизнь отдам, по копейке, а до лета — соберу на Божий храм. Ну а власть? Чего таиться! Ей теперь на всё плевать! Ей задача — прокормиться, что же нам от власти ждать? Как хотите, так живите, стройте вы хоть минарет, только денег не просите — будет весь её ответ… Вот моё такое слово… Нам решать, коль все мы тут, — отошел Иван, и снова тишина на пять минут. Тишина. И как от боли, крикнул ветхий старичок: — Аль не русские мы, что ли? Что тут думать! Прав Росток! — Сколько ж можно? В самом деле, как же церковь не поднять? Зашумели, загалдели, стали предков вспоминать, к председателю вопросы: — Разрешит, не разрешит? Тот, как мальчик, шмыгнул носом: — Я и сам не кришнаит, я, как все вы, здесь родился, так чего мне против быть? И Ивану б я решился сборы денег поручить. Что случилось с ним — не знаю, словно вижу не его!.. Одного не понимаю, Крест дубовый — для кого? — Для меня! — Спокойно, строго, вдруг Иван провозгласил. — Чтобы видно было Богу, что и я свой Крест носил… У кого-то сердце сжалось, кто — слезу смахнул тайком. Лишь безродье ухмылялось в стороне. Особняком.