Сундучок воспоминаний

НАШИ ПОГОСТИКИ ЛЁГКИЕ, МИЛЫЕ

Седьмого октября 2010-го на 82-м году жизни почил в Бозе известный православный писатель Валерий Николаевич ЛЯЛИН. Сегодня мы публикуем единственное интервью, которое Валерий Николаевич дал нашей газете. Мы дружили с Валерием Николаевичем многие годы. Будучи инвалидом, на костылях, он с трудом приезжал на немногочисленные встречи с редакцией, а я по телефону часто советовался с ним по всем вопросам. Одним из первых, по завещанию Лялина, я узнал о его кончине.

Умирает не старший — созревший,
Да и сам я когда-то помру,
Был ведь вещий, до зореньки вешней
Вмиг растаял, как сон поутру.

Нет печали, как нет и возврата
В золотую земную пору.
Этот мир возлюбил я, как брата,
А наложницу-жизнь — как сестру.

В неземном предрассветном тумане —
Там, откуда приходят слова,
Я забудусь в блаженном дурмане,
И прольётся с небес синева.

Ворочусь — снова ласковым ветром
Прошумлю в предрассветном саду,
Погашу заплутавшую в ветках
Озорную подругу-звезду.
Александр Суворов, р. 1965

Русская земля, живи вовеки!
Этими словами заканчивается один из рассказов Валерия Николаевича, которые будят совесть, заставляют задуматься, заглянуть в свою душу: что там — тьма или свет? Сам писатель даёт ответ на этот вопрос всей своей жизнью.
— Родился я в первой четверти прошлого века в семье студентов. И пока родители учились в Москве, я жил в Иваново-Вознесенске с бабушкой Олимпиадой Ивановной. Жили мы на самой окраине города, в Хуторове, в большой деревянной избе.
О своих родовых корнях Валерий Николаевич писал в рассказе «Глинская пустынь в Тбилиси»:«Все мои предки упокоились в могилах под крестами на кладбище в Хуторове. И милая, добрая бабушка Олимпиада Ивановна, и дед Василий Матвеевич, и прадед Матвей Иванович Сурин — купец первой гильдии, снабжавший Иваново дровами и имевший магазин музыкальных инструментов, строитель храмов, богаделен и ночлежных домов. На старости лет он раздал богатство и удалился спасать душу в Куваевский лес, где одиноко в келье пустынножительствовал лет десять и мирно предал дух свой Богу… Бабушка моя была добра, но не богомольна, да и небольшую церквушку, что была недалеко от нашего дома, коммунисты приспособили под клуб. Вот так и получилось, что рос я некрёщеным, без Ангела Хранителя. А время было нездоровое, над страной носились революционные вихри. Жители Иванова это прочувствовали особенно хорошо, потому что власть в городе захватили полуграмотные нахрапистые люди, одержимые бесовской идеей мировой революции, которым всюду мерещилась «контра» — так они называли тех, кому не по душе была советская власть.

        МАЛЬЧИК В ХРАМЕ
Мальчик в храме совсем не смущён
Ни торжественной службой, ни ликами,
И глядит непосредственно он
На Христа и на стражников с пиками.
То Распятьем большим увлечён,
То Распятьем серебряным маленьким…
Позади всех молящихся он
Ходит тихо в рубашке и в валенках.
Впереди где-то бабушка здесь
Повторяет молитвы заученно…
Мальчик, службой овеянный весь,
Тихо ходит и смотрит задумчиво.
Что-то будет с ним в жизни большой?
Дай-то Бог ему истинной ясности,
Пусть останется чистым душой,
Проходя все земные опасности.
Геннадий Иванов

— Как же вы пришли к вере? Как, когда поняли, что Бог есть?
— Когда мне было 20 лет от роду, мне в руки впервые попало Евангелие. Я тогда жил в Крыму, снимал комнатку у добрых стариков, а когда приболел, хозяин и принёс мне эту Святую книгу. Тяжёлый металл переплёта, закладки злачёная нить… Под этим покровом — работа, которую не с чем сравнить. Порой спотыкается чтущий о древнего времени слог. Но дальше за слогом — Живущий и нас Ожидающий Бог. Что буквы, что древности речи и жизнь эта, полная слёз, пред таинством трепетной встречи, где в душу заглянет Христос! И голосом вечным разбужен, безмолвно беседуя с Ним, ты вдруг понимаешь: ты — нужен, и Богом до смерти любим… А ум — начинает загадки привычно уже замечать… Странички по запаху сладки. Местами потёрта печать… Протоиерей Андрей Логвинов, Кострома
Случай этот описан в рассказе «Мой путь ко Христу»: «“Пётр пошёл по воде, чтобы подойти к Иисусу; но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! Спаси меня! Иисус тотчас простёр руку, поддержал его и говорит ему: Маловерный! Зачем ты усомнился!” Это впервые прочитанное слово Божие не прошло безследно, хотя тогда я принял его за красивую легенду. К принятию христианства я шёл тяжело и долго, прорастал к нему через пласты сомнений, атеизма и всеобщего отрицания Бога. Вера росла постепенно».

        РОДНИК
По воле мудрых стариков,
Угодникам в угоду,
Из самых чистых родников
Мы пьём святую воду.

Когда-то в ней купал уста,
Бродя по разным странам,
Сподвижник юного Христа
На радость христианам.

И серебро с тех пор звенит,
Той влаги славя сказку.
И в полдень зубы леденит
Косцу или подпаску.

Покуда ж бьёт она в бока
Вспотевшей гулкой кринки —
Не зарастут у родника
Народные тропинки.
Вячеслав Харитонов, Сызрань

А крестился я, будучи уже взрослым. Пути-дорожки привели меня в Новгородскую область, где и окрестил меня старообрядческий наставник прямо в реке Мсте, что впадает в Ильмень-озеро.
С крещением — а произошло это после Великой Отечественной войны — многое изменилось в моей жизни. После войны меня терзала неизбывная тоска, я, как неприкаянный, метался по огромной нашей стране в поисках… я и сам не знал чего.
— Совсем как герой вашего рассказа «Куда ведут дороги»: «Не было у него покоя на душе, и что-то гнало его на поиски того, чего он и сам не мог определить».
— Да. Только не было рядом со мной человека — друга или наставника, который понял бы, определил то моё душевное состояние. Помните, в рассказе герой встретил старика Матвея Ивановича, который объяснил: «Ты маешься тоской оттого, что душа твоя ищет Бога, но ты этого не знаешь и не соображаешь, что с тобой происходит, пока не обретёшь веру». Но Господь не оставил меня, и после крещения всё это бесовское наваждение ушло безвозвратно, будто после бури я попал в мирную обитель, где молитвы и те произносятся тихо и проникновенно.
— Но что заставило вас взяться за перо?
— Желание писательского творчества появилось давно. И начал я, ни много ни мало, с исторических сценариев. Моё начинание одобрил писатель Валентин Пикуль, живший в то время в Риге. На «Ленфильме» довольно высоко оценили художественное качество сценариев, однако сказали: «Напишите сначала сценарий о рабочем классе, а уж потом мы пустим в работу исторические». Помню, я тогда крепко обиделся и больше на «Ленфильм» ни ногой.

Пиши хоть коротко, хоть длинно,
Хоть на потребу, хоть навек —
Была б живою писанина,
Как жив до смерти человек!

Пиши хоть холодно, хоть жарко,
Хоть для себя, хоть для кого, —
Румяна и свежа помарка,
Покуда живо существо!

Пиши хоть весело, хоть слёзно,
Лишь мёртвым голосом не вой, —
Причина жизни так серьёзна,
Что все таланты — в ней одной!
Юнна Мориц

— Но писателем-то вы стали. Весь православный мир России знает и любит ваши рассказы. Так что же случилось дальше?
— Я работал сельским врачом в разных концах страны. Где я только не побывал, с какими чудными людьми не встречался! В Крыму я познакомился с архиепископом Лукой (Войно-Ясенецким; 1877—1961), который утвердил моё православное мировоззрение и подарил Библию.

Век двадцатый — прошлый, непростой…
В общем, жил да был в стране советской
Врач-хирург, учёный и святой —
Жил на свете Войно-Ясенецкий.

Он писал статьи, сидел в тюрьме —
Верить в Бога противозаконно!
В операционной на стене
Вешал запрещённые иконы.

Принял сан — весь мир был поражён! —
Когда отрекались все от сана.
В ссылке он охотничьим ножом
Делал операции крестьянам.

Мир судьбы такой ещё не знал —
Коммунисты перед ним вставали.
В чёрной рясе лекции читал,
С крысами сидел в сыром подвале.

Как никто, любил свою страну —
А страна в тюрьме его гноила.
Он прошёл хирургом всю войну —
Поп и европейское светило.

От конгрессов — и до лагерей,
От больниц — до храмов… жил советский
Врач, профессор и архиерей, —
Жил на свете Войно-Ясенецкий.
Курганская епархия, 2010

Встречался со старцами Глинской пустыни. В Абхазии и Казахстане беседовал со старцами-пустынниками — потаёнными молитвенниками советского лихолетья, — восхищаясь их духовными подвигами, праведной жизнью и глубокой верой. Встречи эти обогатили мой ум знаниями, а душу укрепили в вере.
Особенно поразила Валерия Николаевича встреча с митрополитом Грузинским Зиновием — бывшим мантийным монахом Глинской пустыни. Вот что он пишет в рассказе «Глинская пустынь в Тбилиси»: «Вижу, у церковной ограды стоит монашек, сухой, старенький. Одет неважно: на голове поношенная скуфья, ряса серенькая, потёртая, на ногах лапти. Опирается обеими руками на посох. Я обратился к монашку: «Простите, Христа ради, где мне найти митрополита Зиновия?» Старичок посмотрел на меня ласково ясными, добрыми глазами и тихо сказал: «Митрополит Зиновий — это я». Я чуть не повалился от удивления! Я видел столичных митрополитов в чёрных шёлковых рясах, с алмазными крестами, с драгоценными посохами в руках, как их с почтением принимали из чёрной лакированной машины, вели под руки в храм со славой колокольного звона, через строй подобострастно склонившихся священников… А тут бедный, старенький монашек с посохом и в лаптях. Это был старец-святитель Зиновий-митрополит. Это про него сказал Патриарх Грузии Илия II: «Владыка Зиновий является великим святителем Православия, носителем Божественной благодати, и источающееся отсюда не земное, а небесное тепло собирает вокруг него столько духовенства, столько верующих…» Вот перед таким святителем стоял я, онемев, уставившись на лапти».
— Тем временем в Санкт-Петербурге при заводе АТИ начала работать православная радиостанция. Я приехал, встретился с редактором Нонной Корженковой и передал ей свои рукописи. Так зазвучали в эфире мои первые рассказы. Чуть позже я познакомился с Александром Раковым — редактором газеты «Православный Санкт-Петербург», который также с удовольствием стал печатать мои рассказы. Начало было положено, и вскоре во многих православных журналах стали появляться мои рассказы и повести.
То, о чём я пишу, не придумано, а взято из личного жизненного опыта, многие рассказы автобиографичны. Пишу, как живу.
Каждый писатель немножечко пророк. Каким видится будущее России Валерию Лялину? На этот вопрос известный писатель отвечает своими рассказами, отрывки из которых мы приводим.

               ПРОРОК
Пророк в своём отечестве не нужен.
Как сумасшедший городской — он непослушен.
Когда-нибудь забудут и о нём:
со всем его надрывом и огнём,
со всем его неприхотливым бытом…

Десятилетиями будет позабыт он,
но вновь его востребуют, когда
пройдётся по отечеству Беда…

Так было и — опять произойдёт:
его устами возопит народ.
Николай Астафьев, СПб

«Вот на земле, где проклинали царя, где со злобным азартом рушили храмы, под корень вырубали духовенство, к концу XX века, как звёздочки на тёмном небе, зажглись очажки истинно Православного благочестия. В сёлах и деревнях вокруг старинных сохранившихся храмов чудным образом стали возникать монастыри с аскетами-старцами, ведущими лютую брань с тёмной бесовщиной атеизма, извлекая из греховного болота тысячи людей, спасая их души… Вот так, исподволь, не показушно, волею Божией, происходит ныне очищение, оздоровление и возрождение нации в потаённых уголках страны… Это исцеление происходит повсеместно, по всей России, и его уже остановить невозможно».
Интервью-размышление В. Лялина завершает отрывок из рассказа «И было в тот вечер», который показывает его отношение к России и русскому народу:«Жаль мне добрый, кроткий и доверчивый русский народ, понёсший неисчислимые жертвы в кровавом и безжалостном XX веке… И я молю Бога, чтобы эта эпидемия бед, несчастий и скорбей не перешла из XX века в XXI век…» Железная дорога, далёкой дали даль от станции Тревога до станции Печаль. Мотаются колёса в пыли из-под колёс. Высокий скат откоса мать-мачехой зарос. И листья, как ладони, вдогонку машут мне на этом перегоне в распахнутом окне. И машинист не хочет нажать на тормоза. Гремучий гром грохочет, и ветер бьёт в глаза. Локомотив задёрган, как мерин молодой, вчерашнего восторга сегодняшней бедой. Летучий поезд мимо летит, как заводной, и матери любимой, и Родины родной. На дальнем перегоне в далёкой стороне мать-мачехи ладони ночами снятся мне. Железная дорога. Далёкой дали даль. Вчерашняя тревога. Грядущего печаль. Михаил Дудин, +1993, СПб

ЛЮБОВЬ ЗЕМЛИ
Она всех любит без разбора,
То право свыше ей дано.
Святого старца или вора
Ей принесут — ей всё равно.

Из трав и снега её платья,
И нрав её отнюдь не злой,
Но, кто попал в её объятья,
Тот сам становится землёй.

И вновь свободна, вновь невеста,
Она, покорна и тиха,
И новое готовит место
Для жениха.
Николай Зиновьев, Краснодар

Валерий Николаевич похоронен на Ковалёвском кладбище, участок 49, квадрат 2, место 27. Заходите… или помяните в день Ангела на Сорок Севастийских мучеников. Вечная память!