ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 Сундучок воспоминаний

ЧТО БУДЕТ ТАМ, ЗА СМЕРТНОЙ ГРАНЬЮ?

Безсчётное число раз я сталкивался в разговоре с неверующими, которые верят в существование рая, но отрицают ад. Более того, они почти не сомневаются в том, что попасть в рай для них — не проблема. И никакие противодоводы не принимаются.

               СВЕТ
На пути от пелёнок до тех полотенец,
На которых в могилу опустится гроб,
Мы не ведаем, что ощущает младенец —
Страх явленья на свет или просто озноб?

Мы не знаем, о чём помышляет умерший —
Не покойная плоть, а живая душа,
Что уходит из тела, как рыба из верши,
На свободу (иль в новую клетку?) спеша.

Вызывающим души умерших не верьте:
Только нежить откликнется ведьме в ответ.
А воскресшие после клинической смерти
Лишь припомнят колодец, ведущий на свет.

Но из тех, кто добрался до края колодца,
Ни один человек не вернулся назад,
Не поведал, куда же идти нам придётся,
И хорош ли тот край, и похож ли на сад…

Оттого мы испуганно медлим у гроба,
Что за ним обрывается видимый след…
А ведь что этот мир, как не та же утроба,
Из которой выходят на истинный свет?!
Анатолий Вершинский, р. 1953, Красноярский край

Я и сам долгое время пребывал в благостном настроении, уверенный в том, что раз я православный, смертными грехами не грешу, исповедуюсь и причащаюсь, то какое-никакое местечко в раю обрету непременно. С годами, проникая чуть глубже в учение Спасителя, пришло понимание того, что рай надо заслужить: «Царство Небесное силою берётся, и употребляющие усилия восхищают его»(Мф. 11, 12).
Будущая жизнь — великая тайна. И Бердяев точно сказал, что проблема ада «есть предельная тайна, не поддающаяся рационализации».

        АДСКИЕ МУКИ
Что будет там, за смертной гранью,
не знаешь ты, но знает Бог.
Дома, заросшие геранью,
тебя не пустят на порог.
Твой взгляд кочевника угрюмый
не ищет дружеских столов.
О смерти ты сейчас не думай,
она придёт к тебе без слов,
без строчек бурного разбега,
мусоля лист календаря,
когда большие хлопья снега
кружиться будут во дворе.
За одиночество не ратуй,
даруй себе смиренный дух,
среди колонн и мёртвых статуй
стань вместе с ними нем и глух,
но слушай птиц полночных пенье
и пожелтевшую листву.
Лишь в этом прихоть вдохновенья
и голос детства: «Я живу».
Пётр Боровиков, +2007, Смоленск

Многое почерпнул я из книги А. И. Осипова «Посмертная жизнь души», хотя некоторые положения вызывают у меня сомнения. Но спорить с богословом № 1 не стану; хочется постичь известное и прочувствованное своей душой. А в книге монаха Митрофана «Загробная жизнь» собрано всё, что известно Церкви о рае и аде. Духовным зреньем проникая в глубины, скрытые от глаз, картина видится такая мне, как поэту, в сотый раз: тропинка в Рай вся заросла. Хоть верьте, хоть не верьте. Дорогу ж в ад, дорогу зла в асфальт одели черти. Идти по ней теперь легко, скользи, как по паркету. А Рай теперь так далеко, как будто его нету. Николай Зиновьев, р. 1960
Должен сказать, что вплоть до 1988 года, когда я окончательно «завязал» с алкоголем, и даже до 1991-го, в котором крестился, я добровольно обрекал себя на адские муки на земле. Конечно, не с чем сравнивать, но страданий было так много и были они столь болезненными, что я, выйдя из одного несчастья, ожидал прихода другого — и оно не замедляло являться. А начало создания православной газеты хотя и приносило нежданные чудеса и открытия, привлекло внимание бесов — и началась духовная брань, к которой я, конечно, не был готов. Она продолжается и поныне, однако и я стал покрепче маленько, и духовник не оставляет меня молитвами и поучениями, да и возраст даёт о себе знать.
Вот старец Николай Гурьянов передал для меня икону Страшного суда. Я часто вглядываюсь в неё, пытаясь определить, где же будет находиться моя измученная душа после Страшного суда. Некоторые считают изображение на иконе аллегорией: мол, нераскаянная душа блудника в загробной жизни будет и там жаждать удовлетворения своей страсти, но получить его будет невозможно — и отсюда невыносимые страдания до последнего, Страшного суда, на котором будет окончательно определена участь каждого.
Думаю, это только часть правды. Вспомните притчу.

БОГАЧ И БЕДНЯК
«Некоторый человек был богат; одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях; желал напитаться крошками, падающими со стола богача <…>. Умер нищий, и отнесён был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его. И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его. И возопив, сказал: «Отче Аврааме! Умилосердись надо мною, и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой; ибо я мучаюсь в пламени сем». Но Авраам сказал: «Чадо! Вспомни, что ты получил уже доброе твоё в жизни твоей, а Лазарь злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь. И сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят» (Лк. 16, 19—26).

НАДПИСЬ НА МОГИЛЕ БОГАЧА
Я при жизни богат был.
Лежу вот в гробу.
Мне серьга золотая продета в губу.
Раньше всех поднимусь,
Как услышу трубу.
С золотою серьгой
Раскатаю губу.

Я куплю Страшный суд:
Есть чем судей купить.
Неуёмный мой зуд —
Подкопить, подкопить! —
Вложен в эту серьгу
Золотую мою.
А пока ни гу-гу:
Жду местечка в раю.
Святослав Тернов, СПб

Признаюсь вам, притча эта произвела на меня впечатление неизгладимое и, возможно, повлияла на моё отношение к греху.
Но это Библия; она не всем доступна, а кое-кто думает, что притчи — это сказки. Но вот когда я прочитал Дивеевский патерик, а потом проповедь наместника Ново-Иерусалимского монастыря игумена Феофилакта в Неделю о Страшном Суде — меня поразили адские муки «служки» прп. Серафима Саровского Николая Александровича Мотовилова (1809—1879), о которых он кроме деталей о жизни великого святого рассказал впоследствии. В одной из бесед с о. Серафимом этот человек, будучи умным и образованным, усомнился в существовании нечистой силы и гееннских мучений: старец сказал, что самый маленький бес одним своим когтем может перевернуть всю землю. Мотовилов не поверил, что у бесов есть когти, и более того — что бес способен сотворить такое. И отец Серафим объяснил ему, что бесы — хоть и падшие, но ангелы, поэтому они имеют такую силу и могущество; только милостью Божией, ради Христовых заслуг мы существуем благополучно. На что Мотовилов дерзко произнёс: «Вот бы и мне побороться с дьяволом». Пока был жив святой, под его молитвенным покровом Николай Александрович жил преспокойно, а после кончины преподобного он занялся разысканием сведений о его юности, жизни и месте рождения. Для этого он отправился в г. Курск, потом в Воронеж. Разбирая бумаги, Мотовилов узнал о случае с одной девицей и был поражён тем, что тридцать лет она была одержима бесом, но часто причащалась. И исцелилась лишь у раки с мощами свт. Митрофания. «Как такое может быть? — засомневался служка. — Этого не может быть. Со мной такое невозможно».
И в то же самое время в него начало входить отвратительное, холодное, мерзкое облако. Руки Мотовилова были как парализованные — он не мог перекреститься, а поражённый разум не мог вспомнить Имя Христово. И с ним начались те самые адские муки, про которые нам повествует Евангелие. Три вида адских мук испытал на себе Николай Александрович Мотовилов. Первые три дня жёг его нестерпимый гееннский огонь, но внешне он оставался цел. И этот огонь видели окружающие: с него по десять, по семнадцать раз соскребали сажу. И был избавлен от муки только тогда, когда архиепископ Антоний Воронежский приказал во всех 47 монастырях и храмах Воронежа во время Божественной литургии возглашать особое прошение, а сам Мотовилов был исповедован и причащён святых Христовых Таин.
После этого он испытал другую муку — гееннский тартар — адский холод, сковавший его на двое суток. Два часа Мотовилов держал руку над зажжённой свечой, рука закоптилась, но он нисколько не согрелся. И снова он был избавлен от муки исповедью и причащением Святых Таин.
За этим полтора дня Мотовилов был испытуем гееннским червём: червяк ползал внутри него из одного органа в другой, залезал в глаза, уши, рот. И в третий раз смог избавиться от этого вида мучений только после исповеди и причащения, которое преподал ему архиепископ Воронежский.
Но Мотовилову явился Серафим Саровский и сказал: «Ты ещё после этого тридцать лет будешь терпеть обдержание бесовское и исцелишься лишь при открытии мощей свт.Тихона Задонского. И тридцать лет Мотовилов мучался беснованием, и только в 1861 году, когда он плакал во время пения Херувимской, увидел свт. Тихона Воронежского, который его благословил. И в этот самый момент бес из него вышел.

АД (Дизайнеру: стих должен быть в виде ромба!)
Иду
в аду.
Дороги —
в берлоги,
топи, ущелья
мзды, отмщенья.
Врыты в трясины,
по шеи в терцинах,
губы резино-раздвинув,
одни умирают от жажды
кровью опившись однажды.
Ужасные порезы, раны, увечья,
в трещинах жижица человечья.
Кричат, окалечась, увечные тени:
уймите, зажмите нам кровотеченье,
мы тонем, вопим, в ущельях теснимся,
к вам, на земле, мы приходим и снимся.
Выше, спирально, тела их, стеная, несутся,
моля передышки, напрасно: нет, не спасутся.
Огненный ветер любовников кружит и вертит,
по двое слипшись, тщетно они просят о смерти.
За ними! Бросаюсь к их болью пронзённому кругу,
надеясь свою среди них дорогую заметить подругу.
Мелькнула. Она ли? Одна ли? Её ли полузакрытые веки?
Франческа! Она? Да, Римини? Теперь я узнал: обманула!
К другому, тоскуя, она поцелуем горящим прильнула.
Я вспомнил: он был моим братом, надёжным слугою,
он шлейф с жемчугами, как паж, носил за тобою.
Я вижу: мы двое в постели, а тайно он между!
Убить? Мы в аду! Оставьте у входа надежду!
О, пытки моей безпощадная ежедневность.
Слежу, осуждённый на вечную ревность.
Ревную, лететь обречённый вплотную.
Безжалостный к грешнику ветер
за ними волчком меня вертит,
и тащит к их тёмному ложу,
и трёт меня об их кожу,
прикосновенья — ожоги!
Нет обратной дороги
в кружащемся рое.
Ревнуй! Эти двое
наказаны тоже.
Больно, Боже!
Мука, мука!
Где вход
назад?
Вот
ад.
Семён Кирсанов, +1972

Не знаю, как вы, а я поверил в существование ада безоговорочно, и не в переносном, а в прямом смысле, — так, как изображено и на подаренной иконе, и на множестве других икон. Получается, что наша земная жизнь — купля или Царствия Небесного, или вечных мучений. Это католики напридумывали и «чистилище», и «переизбыток добрых дел», и всякую другую ересь, вводя в заблуждение своих верующих. А мы, православные, поём в Символе веры: «…Чаю воскресения мертвых и жизни будущеаго века. Аминь».
За разговорами, за чаем, за теплотой, что полнит очи, мы постепенно замечаем, что дело уж подходит к ночи. А Бог глядит с иконы прямо. Хотите — верьте иль не верьте. Побудь со мной подольше, мама. Кто знает, что там — после смерти?.. Закон спирали или круга? И тот ли взгляд, и то ли имя? И встретим ли мы там друг друга? И если встретим — какими? Не пропадём, не одичаем? Не в разные пространства ухнем? И можно ли там выпить чаю и посидеть вот так на кухне? Что Бог решит, судьбу итожа, — не разглядеть за той излукой. Прости нам маловерье, Боже, и не наказывай разлукой. Елена Исаева, р. 1966.