ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 О жизнь, нечаянная радость

ДЕДУШКА ИВАН ИВАНОВИЧ

До конца, до тихого креста,
Пусть душа останется чиста!
Николай Рубцов

Иван Иванович родился в феврале 1883 года и, кажется, в пору детства и юности обещал превратиться если не в рядового деревенского мужика, то во всяком случае в полностью подчинённого традициям крестьянства средней руки работника.
Деревни издревле объединялись по приходам, а деревенские парни одного прихода — в шатии. Обычай сохранился до 1950-х годов, когда между шатиями по праздникам или на беседах случались кровавые драки, а мода требовала, чтобы атаман носил чёрный костюм и тросточку, имел серебряные часы и заправлял брюки в сапоги с немного подвернутыми голенищами.
Церковь была рядом с деревней Шуклино, но приход (и долгое время сельсовет) называли Звозским. О составе нашей шатии, когда церковь в Шуклине уже взорвали, а дом попа продали на вывоз, в частушке пели так:

А Воробьёво, Сосуново, дом попа и Шуклино,
Мыс, Пробудово, Быково, Ивицы, Кабачино.

Рассказывали, что в молодости Иван Иванович был атаманом. Выпивал, курил и в непотребных выражениях не стеснялся. В феврале 1904 года ему исполнился 21 год, но в армию, как было положено по тогдашнему российскому закону, его не призвали (Россия в 1904 году вступила в войну с Японией). За два или три года до этого он резко переменил свою жизнь и все последующие годы воздерживался от винопийства, курения и сквернословия. Лишь по праздникам он позволял себе выпить рюмку красного вина, а самым бранным словом у него было дрянь!
Такое преображение никак не было связано с религией. Он был крещён, перед смертью по воле бабушки причащён и соборован, после кончины отпет в церкви, но с молодости принадлежал к атеистам, хотя и не воинственным. В избе перед Казанской иконой Богоматери бабушка часто зажигала лампаду.
Из письма отца: «Иван Иванович до 19 лет был необразованным деревенским парнем и первым драчуном в районе. Ходил с гирей, с тростями железными, (в драках) орудовал подсобными предметами. В 19 лет (в 1902 году? — А.Р.) поссорился со своим отцом и укатил в Питер. Поступил на завод столяром-краснодеревщиком. Рассказывал мне, как на заводе посадили на санки нелюбимого мастера и выкатили за ворота. Днём работал, вечером занимался самообразованием, учился в воскресной школе для рабочих. Окончил ее, сдал экзамены на учителя начальной школы и после революции 1905 года вернулся в родные места. Не пил, не курил, не матюгался и стал атеистом.
Много читал, хорошо знал сельское хозяйство, ввёл много новшеств: первый отказался от горбуши и стал косить косой-литовкой, первый ввёл восьмипольный севооборот, стал сеять клевер. Имел пасеку, развёл сад, более 100 яблонь в саду.
В 1930 году я закончил школу-девятилетку, годом позже кончал её брат — Евгений. Чтобы помочь нам получить высшее образование, Иван Иванович преодолел «силу земли», передал всё своё хозяйство в колхоз и уехал в Ленинград — сначала на завод, потом учительствовать. Это был коренной поворот в истории нашей семьи. Отец мой, да и мама, отдавали все силы и средства, чтобы выучить нас.

Провинция любит потом.
Сначала глядит — и не видит.
Ей кажется: в люди не выйдет
Из провинциалов никто.
Ей кажется: мир не дорос
До чеховских этих историй,
Где Волга — в Каспийское море,
Где кушает лошадь овёс…
Неправда, что мутен родник,
Но мутен бывает, однако.
Неправда, что легче в селе,
Ну разве что навеселе.
Провинция любит потом,
Когда на щите золотом.
Надежда Мирошниченко, Сыктывкар

Следует сказать, что в России того времени всеобщего образования не было. Лишь в 1909 году Министерство народного просвещения сделало представление в Государственную думу «Основные положения для введения всеобщего начального обучения в Российской империи». Значит, в семье всё же была атмосфера, способствующая проявлению стремления к образованию.

На групповой фотографии — добротное деревянное здание, у крыльца которого почти 70 человек разного возраста. Все довольно нарядно одеты. Половина — девушки или женщины, есть миловидные. У некоторых — веточки рябины, книга, свёрнутые трубочкой газеты, у деда — пачка газет, перевязанная тесёмкой. На фотографии в следующем за дедушкиным ряду стоит девушка, круглое лицо которой кажется мне знакомым. Возможно, что это Мария Федосеевна Смоленцева (Федотовская) — старшая сестра бабушки.

Не в хоромах, совсем не в хоромах,
Нас волнуют сильней и сильней
Фотографии в старых альбомах
Сохранившихся русских семей.
Анатолий Краснов,СПб.

Другая фотография — тоже коллективная — сделана у крыльца каменного дома. Крылечко — с кованой решеткой, окна — с полукруглым верхом: дом, стало быть, богатый. Разница в возрастах здесь еще больше (смотрите, какие бородачи стоят позади; хотя, наверное, это обслуживающий персонал), наряды богаче, выражения на лицах более одухотворённые и улыбчивые. Две дамы запечатлены в пенсне: показывают интеллигентность. И здесь у некоторых в руках газеты. Иван Иванович здесь во втором ряду крайний справа.
Дедушка на обеих фотографиях сосредоточен, даже несколько напряжён, смотрит прямо. Видны его светло-русые усы и небольшая аккуратная бородка. Одет в косоворотку, на первом снимке с вышивкой, на голове — соломенная, не деревенская шляпа.
Есть и еще один групповой снимок, но он большой, прочно вставлен в рамку, что не позволяет его скопировать.
Что объединило этих людей? На рабочих одной фабрики они не похожи. Остаётся предположить, что это снимки каких-то курсов. На них люди, называвшиеся в то время разночинцами. Если присмотреться, можно увидеть, насколько интересны эти интеллигенты в первом поколении, насколько они отличаются друг от друга, какими ясными глазами смотрят они на нас.
Никуда нам не деться от прошлого.
В гуще дел иль в ненастной безсоннице
С фотографии старой, заброшенной
Светлый взгляд неожиданно вспомнится.

Никуда нам не деться от прошлого,
От мечты, что хранила нас в юности,
От всего, что в нас было хорошего,
От отцовской и дедовской мудрости.

Никуда нам не деться от прошлого,
От счастливого и от печального, —
Так реке с полноводною ношею
Не уйти от истока начального.
Екатерина Шевелёва

Какое и когда было окончено Иваном Ивановичем училище — неизвестно. Ясно только, что на звание учителя он сдавал экзамен экстерном. В «Журналах Кирилловского уездного земского собрания» за 1911 год имеется ссылка на документ 1910 года. Не прошедшим специальной учительской подготовки можно было стать «учащим», то есть получить должность учителя, только после утверждения Училищным советом. Среди 16 окончивших епархиальные училища или получивших звание учителя по экзамену 12 были допущены к учительству временно, а четверо, и среди них Раков, сразу утверждены в звании учителя.
Случайно попало в руки письмо некоего А. Е. Гоголева. Маленький конверт с надписью: «Передать Ивану Ивановичу Ракову». На сложенном вшестеро и вдобавок согнутом несимметрично ещё раз можно прочесть: «11/1-10 г. Представь, Ваня, целых полгода не мог узнать твоего адреса. Осенью Королёв сообщил, что ты куда[-то], чуть не на северный полюс, назначен, а куда — не знает, да так и не узнал. Узнал я неожиданно от Грошева. Съехались мы на Рождестве в Новгороде, навестить семинарию, тут он и сообщил мне, что ты на его месте, в проклятом Фатьянове…»
Значит, отправили молодого учителя в некое Фатьяново. В конце письма просьба: «Пиши, как ты проводишь время и доволен ли своей судьбиной. Как твои дела по школе?» Значит, в Фатьянове была школа.
Сохранилась почтовая карточка, датированная 24 сентября 1911 года и адресованная так: «Олонец. губ. Станция Тоболкино Хотеновское Вол[остное] Правл[ение]. Учителю Фатьяновской земской школы Ивану Ивановичу Ракову». А. А. Косулин пишет, как доехал в Петербург, где там устроился. «Друг Ваня, сердечно благодарю тебя за ласку и ваше радушие, которым я пользовался, гостя у вас».  Ни Тоболкина, ни Хотенова на старых и новых картах мне разыскать не удалось.
К 1 сентября 1914 года было построено Ивицкое земское училище, куда он, через несколько лет вернувшись в родное Кабачино, и перешёл учителем арифметики. Его жена Анна Федосеевна, а затем племянница Нина Ивановна учили там чтению и письму.
Училище построили на берегу Ивицкого озера, между деревнями Кабачино и Ивицы, которые расположены в полутора километрах друг от друга. Этого просторного по деревенским меркам здания давно уже нет, но место школы легко узнать по выровненной площадке и ряду ёлок, когда-то посаженных с северной стороны. В Ивицкой школе в советское время было четыре класса, а комнат для занятий — две. Поэтому первый и третий класс, а также второй и четвёртый занимались вместе.
Интересное сообщение датировано 1913 годом. Агрономическое совещание (видимо, уездное) согласилось поставить опыты по применению минеральных удобрений. Общество томас-фосфатных заводов разработало программу (контрольное поле, удобренное P-N-K (фосфор-азот-калий), только P-K, только P-N и только K-N) и прислало удобрения. Губернское земство оплатило расходы. Среди пяти добровольцев, которые заложили удобрения под озимые хлеба, был и Раков из Кабачина.
В тех же «Журналах» за 1914 год говорится о деревне Кабачино: «Показательный участок площадью в 200 кв. сажен (около 1 сотки — А.Р.) заложен на диком лугу крестьянина И. И. Ракова. Почва и подпочва участка — суглинок. Летом участок разборонен бороною Аураса и посеяны многолетние луговые травы по калифосфатному удобрению. Урожай по расчёту на десятину получен в 180 пуд. Благодаря засушливому лету и холодной сухой весне некоторые травы по времени укоса очень плохо развились. Впоследствии, надо надеяться, урожай трав увеличится».
Сохранился конверт, уголки которого сзади были скреплены синей печатью «для пакетов» с надписью по кругу «9 РОТА …ПЕХОТНАГО ЗАПАСНАГО БАТАЛИОНА» и такой лицевой частью: «С вложен. фотограф. карточки Никольский Торжок (Нов. губ.) учителю Дер. Дитятево Ивану Ивановичу Гну Ракову (из Дейст. армии)» и почтовой печатью на двух языках: «RIIHIMAKI —7.II.16.12а РИИХИМЯКИ». Это значит, что в 1916 году семья жила в Дитятеве, там же в 1914 и 1915 годах родились сыновья Григорий и Евгений.
Жительница деревни Ивицы У. А. Самутичева говорила, что её мама была служанкой у Ивана Ивановича.
Перед революцией 1917 года дедушка был уже членом Земской управы города Кириллова. После 1917 года он был членом правления Волокославинской районной учительской организации и работал, по всей видимости, в Талицах. Есть документ, отпечатанный на пишущей машинке: «Члену Правления Волокослав[инской] Район[ной] Учит[ельской] Орган[изации] И. И. Ракову. 1 апреля с. г. в помещении женского уч. состоится районный Учительский съезд для обсуждения следующих вопросов: 1. — Организация волостного Совета по народному образованию. 2. — Отношение учащих к вопросу о переизбрании педагогического персонала. 3. — Окончание учебного года. 4. — Выборы членов Правления Районной Уч. Организации, взамен выбывающих за вступлением в другой уч. Союз».
Рассказывали о двух случаях его столкновения с «политикой». В неспокойном 1905 году Иван Иванович участвовал в маёвке, которую разогнали конные казаки. Где это было, неизвестно, скорее всего — ещё в Петербурге. Вероятно также, что это случилось не в 1905-м, а в августе 1914 года, когда в Кириллове произошли события, похожие на бунт. Власти быстро нормализовали положение, хотя несколько человек было убито.
Значительно позже у деда в деревне при обыске (видимо, не обошлось без доноса) нашли пачку запрещённой политической литературы, принадлежавшей его знакомому или родственнику, тоже учителю. Два или три дня его держали в остроге — городской тюрьме, однако поскольку пачка оказалась неразвязанной и непрочитанной, а репутация учителя как человека вне любой партии была безупречной, дело на него местными чекистами не было раздуто.
Весной 1918 года пришло письмо с дореволюционной маркой и таким адресом: Горот Кириллов Вземску управу Ивану Ивановичу Ракову очень нужно». В нём печник, сложивший несколько печей в школах и училищах и в 1916 году призванный в армию, просил доплаты за работу. Он обращался, зная общественную активность деда.
В изъеденном мышами рукописном предписании, датированном 13.VI.9 (июнь 1919 года), говорится:
Члену Кирилловской районной
ком[… …] миссии дер.
Кабачино Ракову Ив. Ив.
16-го июня вам необходимо
явиться в помещение Рик’а к 10 ч
утра на заседание Комиссии по
разбору об”ектов обложения по
с/х налогу ваша явка обязательна.
Пр[…] Н.Фом…
Секретарь с/с Васи…
Дедушка владел многими ремёслами: плотницким, столярным, стеклорезным, немного гончарным (во всяком случае, грузила для сетей в виде своеобразных дисков с отверстием обжигал сам) и другими. Хорошо знал растительный мир и пытался передать свои знания внуку.
ДЕД
Он строил крепко, не спеша,
сам выбирал для стройки брёвна,
и потому его душа
была за дело так спокойна.

Он ошибаться не любил,
и оттого семь раз он мерил
и после этого рубил,
и в то отрубленное верил.

Он и меня тому учил,
но, видно, жизни не хватило…
Я только сгоряча рубил,
где долго мерить надо было.
Александр Шевелёв, †1993, СПб.

В Кабачине рядом стояли два дедовских дома — старый и новый. Новый, как я его запомнил по 1950-м годам, был целиком отдан под столярную мастерскую. Там стоял верстак — главный станок столяров, к которому имелся набор различных вставных инструментов. Многие столярные инструменты пришли в Россию из Германии, о чем говорят их названия: шерхебель (Schrupphobel), зензубель (Simshobel), стамеска (Stemmeisen), цинубель (Zahnhobel), рейсмус (Streichmab), рашпиль (Raspel), циркуль (Zirkel) и др. Но были инструменты, судя по изученным мною немецким руководствам и словарям, неизвестные в Германии. Два таких инструмента с деревянными винтами и гайками хранятся в моём деревенском доме, причем назначение одного из них разгадать пока не удалось.
Иногда дедушка поручал мне крутить ручку большого круглого точильного камня, нижняя часть которого смачивалась водой. Но мне особенно нравилось, когда он работал фуганком с длинной колодкой: из-под верхнего выреза над железкой выходила тончайшая длинная стружка, а доска или брусок становились необычайно гладкими.
Иван Иванович хорошо знал лес и Ивицкое озеро. По словам уже упомянутой У. А. Самутичевой, он строго запрещал ей ходить на Кабачинское болото, когда видел, что она с подругами-девчонками направлялась туда: «Это наше болото». Уходя в лес, брал с собой мешки, наполнял их грибами, оставлял в лесу, а потом на лошади забирал добычу.
У него было много самодельных сетей для ловли рыбы с ячейками разного размера (на разную рыбу): верховые и донные мерёжки. Имелись снасти для плетения. Грузилами служили аккуратные глиняные чечевицеобразные диски, поплавками — туго свернутые вокруг верхней верёвки куски бересты: береста в воде не гниет. Я как-то из детского любопытства хотел развернуть поплавок — и не смог. Не знаю, как бересту делали такой прочной.
Дедушке была свойственна правильная речь. Видимо, сказывалось образование, полученное в Ленинграде. Этот город долгое время — даже после блокадных страданий — сохранял петербургский выговор и не принимал московской нормы с таким произношением, как булошная, конешно, четьверьг, рубель и др. Однако Иван Иванович часто употреблял и бытовавшие на Севере слова и выражения. От него, например, можно было услышать: «Что ты! Льзя ли?» Эти выражения встречаются и в текстах архангельского писателя Б. Шергина. А вот современные редакторы (как у них водится, не спрашивая автора) эти слова в моём рассказе меняли на нелепые: один — на «можно ли», другая — на «нельзя ли».
В деревенском доме Ивана Ивановича имелись такие книги, как «Экономическое учение Карла Маркса» К. Каутского, «Краткий курс экономической науки» А. Богданова (очень поучительная книга, и сегодня способная ясно показать многие ошибки тогдашнего коммунистического учения), «Антирелигиозный крестьянский учебник». Вообще его дом — наверное, единственный в деревне — был наполнен книгами и журналами. Большинство в нескольких местах имели фиолетовый штампик «Из книг И. РАКОВА». Много было природоведческой литературы типа «Жизнь и её дети» (А. Беклей), «В царстве лесов и полей» с надписью «Милому Эдику от дедушки для наблюдений и изучения окружающей природы. 18/V 49 г. ИР» (вместе с этой книгой переплетена и другая: С. А. Порецкий. На воле и дома. Наблюдения природы на прогулках и въ комнате), «Среди вод и болот» (И. Аржанов), «Человек, животные и растения. Начальное природоведение, изложенное с биологической точки зрения. Вып. первый. Человек и животные» (О. Шмейль), знаменитая книга «Жизнь растения» (К. А. Тимирязев), «Растения и человек» (А. Кернер-фон-Марилаун), «Путешествие на корабле Бигль вокруг света (Ч. Дарвин), «О преподавании естествознания» (К. П. Ягодовский). Были книги по педагогике, сельскому хозяйству, сборники задач, народные календари, различные журналы («Нива», «Огонёк», «Сельскохозяйственный вестник Новгородского губернского земства» и другие).
В Кирилло-Белозерский музей-заповедник переданы «Программы и объяснительныя к ним записки для одноклассных и двухклассных народных училищ» (Новгород, 1910) со штампом «Инспектор народных училищ Кирилловского уезда» и надписью чернилами: «Ивицкому земскому училищу», а также брошюра «Дифтерит. Общедоступное изложение для братьев и сестёр милосердия, родителей и др.» доктора Г. Каменева, изданная в С.-Петербурге в 1882 году и имеющая наклейку Кирилловской центральной школьной библиотеки.
Интересные для историков сведения можно почерпнуть из сборника статей «Вопросы и нужды учительства», изданного Товариществом И. Д. Сытина в 1909 году и сохранившегося не полностью. Представляет большой интерес и 21-е издание «Учебника теории словесности» И. Белоруссова, вышедшее после 1903 года. Кто из семьи по нему занимался, неясно, по многочисленным карандашным пометкам можно судить, что это было до реформы языка, устранившей букву ять и твердый знак в конце слов. На обложке чернилами детская рука вывела «Ракова».
Об учебнике И. Белоруссова могу сказать, что можно восхищаться его краткостью, простотой и полнотой изложения. Моя внучка (в 2009 году восьмиклассница) два года назад с удовольствием и интересом выписывала из него то, что не дают в современной школе, но что необходимо знать каждому грамотному человеку.

Дедушка был очень образованным для своего времени человеком.
В 1930-х годах он переехал с семьёй сначала в Детское Село, затем в Ленинград, вернувшись в деревню только на время войны. В Ленинграде его домашняя библиотека содержала тома знаменитого Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, книги Э. Реклю, «Историю географических открытий» Жюля Верна, первое издание Малой советской энциклопедии. Могу признаться, что долгие годы я мечтал о том, чтобы словарь Брокгауза и Ефрона стоял на моей книжной полке, и только в зрелые годы мечта осуществилась.
Видимо, во время войны, когда Иван Иванович с семьей жил и работал в Кабачине, была приобретена книга «Внутриколхозное землеустройство» (1940).
На снимке, сделанном весной 1945 г.: Иван Иванович, мама, Елизавета Фёдоровна Окунева (урожденная Ракова) и я у дедовской лодки.
Иван Иванович, похоже, никогда не пел, но его любимая песня — «Коробейники»: «Ой, полна, полна коробушка, есть и ситцы и парча. Пожалей, моя зазнобушка, молодецкого плеча!..»
Шутливая фотография Ивана Ивановича, его жены Анны Федосеевны и сына Евгения сделана в 1950-х годах во время ремонта дома в Лисьем Носу.
Несколько сохранившихся писем Ивана Ивановича внуку написаны чётким почерком чернильным карандашом — такой карандаш любят плотники и столяры — на тетрадной страничке в линейку. Одно было послано в начале 1950-х годов. «Здравствуй, милый Эдик! Письмо твое получил — спасибо. Как мы живем и что нового, узнаешь из письма папы. Бандеролью я посылаю тебе две книги — Удивительный квадрат и О грамматическом разборе. Я думаю что и та и другая будут тебе полезны. Грамматический разбор очень помогает в письме и понимании рус. языка. Удивительный квадрат — часть материала поможет тебе в геометрии.
Милый Эдик! Я очень недоволен тем, что ты не можешь себя держать — беречь своё здоровье. Папа пишет, что ты успел уже похворать — это непростительная небрежность. Запомни, что самое ценное в жизни человека — здоровье, а ты его не бережёшь. Больной человек вреден обществу и самому себе. Я не помню, чтобы папа болел маленьким, а я болел 5—7 лет от купания (по 20 раз в день), а брат Саша и умер от купания пяти лет. Чтобы укреплять здоровье — нужно терпение, выдержка, постепенный режим, и не наскоком. Физкультура — лучший друг здоровья.
Кончается 1Я четверть, наступает великий праздник Октября. Помни, что праздник не только для развлечения, но главным образом для отдыха и укрепления сил. Напиши, как закончил четверть и как провёл праздник. Люда учится неважно, хотя отметки и хорошие, готовится к празднику — выступает в постановке школы «Я хочу домой».
Что ты читаешь? И когда? Приучи себя строго соблюдать порядок, т. е. режим дня, в первую очередь изучать литературу школьной программы.
Целую тебя. ИР».
Письмо от 14 октября 1952 года: «Здравствуй, милый Эдик! Письмо твоё и папы получил — спасибо. Я очень рад и очень доволен твоими успехами в учёбе и надеюсь, что ты не только закрепишь свои успехи, но ещё их увеличишь во славу Родины и на радость родителей и друзей. У меня в жизни без изменений, только чувствую, что всё слабею и слабею (в 68 лет. — Э. Р.) и остановить изношенный организм никто и ничто не в силах. Нигде не работаю, уроков нет, пробовал рыбачить на Неве, но ничего не выходит. Кое-что читаю и решаю задачи по алгебре и геометрии — припоминаю и тренируюсь на случай занятий с отстающими…
Милый Эдик! Математика — это важнейшая дисциплина, при помощи математики познаётся почти всё в нашей жизни — это ключ жизни и знаний… Все законы природы, достижения техники основаны при помощи математики».
Письмо от 2 ноября 1953 года: «Дорогой Эдик! Сердечно поздравляю тебя с праздником 36ой годовщины Октября! Прости, что долго не писал, изленился, ложусь в 10 час. И встаю в 10, а иногда и позже, лёжа читаю газеты и книги, некоторые дни из комнаты никуда не выхожу — настоящий лежебок.
Как ты успеваешь в занятиях? Что у тебя нового, интересного в жизни? Чем больше всего увлекаешься, что затрудняет тебя? Приучил ли себя к строгому режиму в занятиях и развлечении? Занимаешься ли физкультурой?..
Ждем новогодних каникул и твоего приезда к нам. Будь здоров! Целую тебя. ИР».
Из письма 4 мая 1954 года (в 70 лет) моему отцу: «…мне кажется, что я уж ни на что не гожусь, что ни начинаю делать, получается наоборот, да и приняться не могу ни за какую работу, и это меня расслабляет… Помышляю поступить на работу, но и боюсь — не выдержу, так и не смею… У нас в деревне можно получить только хлеб и молоко, а остальное нужно везти, но хорошо то, что водой довезут до Гориц. 2й класс до Гориц стоит 145 руб., III — 75 р., с билетами как будто затруднений нет.
Если Эдик не уехал на 10 дней, то я прошу тебя достать ему туристскую путевку куда он хочет, здесь я видел только в Москву 10-ку — 350 руб. Устрой, пожалуйста, для Эдика — ведь он хорошо занимается, да и изучать природу и Родину нужно».
Нужны ли комментарии к письмам? Они очень правильные и назидательные, суховатые; в них — характер Ивана Ивановича, который, без сомнения, любил старшего внука, но не умел вызвать тогда ответной приязни.
В 1955 или 1956 году он был частично парализован и ранней весной 1957 года упокоился на петербургском Серафимовском кладбище.
Сохранились три тома прекрасного классического издания «Жизнь животных» Брема с надписью фиолетовыми чернилами: «Милому Эдику на добрую память от дедушки. 20/IV 47 г.». Добрую память об Иване Ивановиче я храню.