ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 О жизнь, нечаянная радость

«БЫЛ ДЕНЬ ПОБЕДЫ ВЗРЫВОМ СЧАСТЬЯ»
Уже писал, но повторяю снова и снова: никогда не смирюсь с нахождением фашистского кладбища под Санкт-Петербургом, на церковной земле храма Благовещения Пресвятой Богородицы (настоятель Вячеслав Харинов) в селе Сологубовка Кировского района, на 80 000 останков. Ну, с теми, кто заинтересован в нём, — понятно: деньги не пахнут. Но я обращался в различные организации ветеранов войны, а там — полнейшее равнодушие. Более того, попросил Владимира Николаевича Крупина рассказать о кощунстве с трибуны Всемирного Народного Собора, и он слово сдержал, но досталось писателю за мою просьбу. То ли вирус безпамятства разъедает память, то ли правда, что за деньги купить всё можно? Ведь, надо сказать, советы ветеранов на те же германские гранты содержатся. Как им после этого выступать против того, чтобы в крипте православного храма каждого убитого на территории области фашиста священник записывал в специальную «книгу жизни»?

«Гут!» — и хлопают нас по плечам.
«Молодцы!» — подпевают хоралы.
И фашистским уже палачам
Появляются мемориалы.

Тем, кто нагло шагал на Восток
По телам наших воинов павших,
Кто расстреливал, вешал и жёг,
Кто насиловал девушек наших.

Утопившим в крови и во зле
Пол-России в страданиях адских —
Им сиять на смоленской земле?
Почивать на слезах ленинградских?!

Ничего не забыли холмы,
И поля ещё стонут от боли.
…Или разумом тронулись мы,
Или мы уж не русские, что ли?
Николай Рачков, Ленобласть

Уже идут по ночам репетиции парада Победы на Красной площади, уже готовится к 64-й годовщине нечто грандиозное; собирают остатки воевавших, квартирами их президент обещает наградить (зачем им квартира на девятом десятке, когда они одной ногой в могиле, ума не приложу…) О чём 63 года решали-думали верхи наши? Всё это больше на игру похоже, чем на праздник: убитых на своей земле так и не похоронили с честью, а на днях я узнал, что из 7 000 000 лежащих в 30 тысячах советских воинских захоронениях установлены фамилии только 2,5 миллионов, а 4 500 000 неизвестных останков советских солдат до сих пор остались там, где застигла их смерть. Значит, без вести пропали?.. Может, он погиб на поле чести, может, в хате лесника от ран… Полицай не пропадал «без вести», пропадал без вести партизан. Полицаи сроки отсидели и вернулись на родимый двор. Сыновья «пропавших» поседели — рядом с ними тенью брёл укор: ведь «без вести» — это как без чести… Может, хватит им душевных ран? Полицай не пропадал без вести, пропадал без вести партизан. Вышло время формуле жестокой — нынче «без вести пропавших» нет. Пусть они вернутся — к локтю локоть, те, что сорок пропадали лет. Пусть войною согнутые вдовы на соседей с гордостью глядят. Выщло время формуле суровой — нет «пропавших без вести» солдат! (Юлия Друнина, †1991).

«Без вести пропал…» Неправда это!
Он солдат — его терять нельзя.
Он остался там, на дне кювета,
Где его засыпала земля.

Он сожжён, расстрелян иль повешен,
Танковою гусеницей смят.
Он, как все простые люди, грешен,
Как солдат — он безупречно свят.

Славлю жизнь за Родину отдавших,
Смерть принявших в роковом бою.
Нет у Бога без вести пропавших,
Все они стоят в одном строю!
Николай Рачков, Ленобласть

И вот единственный в стране поисковый батальон из 300 солдат-срочников был создан в Ленобласти по указу президента в 2006 году «в целях проведения поиска неучтённых воинских захоронений и незахороненных останков воинов в районах боёв ВОВ». С 2006 по 2008 год было найдено 3468 останков погибших солдат, обнаружен 131 смертный медальон, установлено 29 имён. В Белоруссии подобное подразделение было создано ещё 14 лет назад. За это время белорусы перезахоронили более 15 000 павших.
Но вот министр обороны Анатолий Сердюков решил его сократить «в целях оптимизации расходов». Под этим же соусом разгоняют легендарную Таманскую дивизию, другие части и соединения. Кто нас будет защищать?

Почему принято позорное решение? Ведь на место солдат придут «чёрные» копатели, а после их «раскопок» опознать убитого невозможно.

СТЕРВЯТНИК
На нём защитный ватник,
лопатки штык остёр.
Он — молодой стервятник,
безусый мародёр.
Он шастает по лесу —
когда-то шли бои, —
болотца цедит, месит —
свои здесь, не свои…
Он раздевает кости,
пинает черепа,
позвякивают в горсти
медали, ордена.
Он крепко пахнет серой —
отметка топких мест.
Скажи, волчонок серый,
почём «железный крест»?
Торгуя ловко прахом,
он не продешевит,
он крепко ржавым страхом
к столбу судьбой прибит.
Анатолий Красавин, СПб.

…На момент написания этих строк общее количество ветеранов Великой Отечественной войны составляет 272 000 человек. Из них 13 тысяч инвалидов, 47,5 тысячи непосредственно участвовавших в боевых действиях, а также около 207 000 тружеников тыла. Ещё живут 155,1 тысячи человек, награждённых знаком «Жителю блокадного Ленинграда». Подводя итог, можно сказать, что воевавших на фронте ветеранов осталось где-то 50 000…

НЕИЗВЕСТНЫЙ
Я лежу много лет.
Я лежу много лет, много зим —
В сорок первом
Я засыпан тяжёлым снарядом.
И в окопе моём
Где-то рядом родимый «максим»,
Боевой пулемёт
Похоронен со мной где-то рядом.
Я сквозь глину тянусь,
Чтобы ленту дослать в пулемёт.
Сколько лет я тянусь!
Только чувствую больно и тяжко,
Как из левой руки
Прорастает горчайший осот,
А из правой руки
Прорастает сладчайшая кашка.
Геннадий Чистяков, СПб.

Я сам служил в армии и армейские порядки не понаслышке знаю. Выдали тебе обмундирование, так на каждом погоне, на шинели, гимнастёрке, брюках, ремне тебе прикажут хлоркой номер своего военного билета написать, а старшина непременно проверит — попробуй приказ не выполнить! Хоть погон после тебя да останется. А тут — миллионы неопознанных… Но, порывшись в литературе, понял: не всем и не сразу выдавали «смертные капсулы» (медальоны у фашистов были). Да если и лежал у тебя в кармане гимнастёрки вестник смерти, долго ли хранила сыра земля короткие карандашные строки? Другая причина — суеверие. Бойцы считали, что если заполнить бумажку — убьют обязательно. Поэтому лишь в каждом сотом медальоне находят сведения о солдате. Отсюда и невообразимое число «без вести пропавших». Теперь уже навсегда.

Там, где наступали батальоны
и прошли вёрст двадцать к высоте,
при дороге список поимённый
в два столбца на мраморном щите.
Вглядываюсь, всматриваюсь, вчитываюсь,
сверху вниз и снизу вверх гляжу.
Слишком многих недосчитываюсь
И в столбцах не нахожу…
Сквозь ковыль и буйство иван-чая,
кипень одуванчиков, осот
вдруг в просвете замечаю: «И ещё 2500».
Может быть, за давностью не надо
Ворошить минувшие дела?
Это похоронная команда
за войсками запоздало шла:
шутка ли — солдат на двести-триста
где-то вырыть яму у села!
А за шляхом националисты
обирали павших догола.
Рылись по кармашкам потаённым,
скрытно отходили на ночлег,
безделушки смертных медальонов
походя выбрасывая в снег…
Владимир Жуков

Это такая привычка российская: сначала «Гром победы, раздавайся!», а какой ценой — не столь важно: «Мы за ценой не постоим». Даже «победоносная» война с Грузией (опять редактор книги вычеркнет: в прошлой книге я предсказал эту войну — она убрала: «Они же наши православные братья») подаётся совсем под другим углом. Грузины (читай: украинцы) сбили нашим новейшим комплексом «Бук-М» семь современных самолётов, включая стратегический(!) бомбардировщик «Ту-22», невесть зачем посланный в грузинское небо. И о зенитных комплексах ничего не знала наша всеведущая разведка. А наши офицеры командовали подразделениями по личным мобильникам — другой связи просто не было.
А мы вышли на второе место в мире по продаже вооружений и без зазрения совести продаём наиновейшее оружие — лишь бы платили. А срок службы солдата один год? Да это курам на смех, если уж начистоту. Чего салажонок успеет из «науки воевать» набраться за 365 дней? Полгода его будут учить, остальные полгода он начнёт к дембелю готовиться. Десятки тысяч офицеров сокращают, латают выслужившее все мыслимые сроки вооружение, на 10 лет продлили срок баллистическим ракетам, только металл об этом не знает: он стареет и ржавится; у наших истребителей уже хвосты стали отваливаться на земле. А воинский дух? Не стоит и говорить… Спасибо русскому солдату — за то, что лёгок на подъём. Спасая братские народы от кабалы и грабежа, он шёл в кровавые походы, самим собой не дорожа. Итак, своё он сделал дело, он истребил чужое зло. Его истерзанное тело травой забвенья заросло. И только тень плакучей ивы дрожит над славою былой… Мы все теперь миролюбивы. Мы стонем: «Армию долой!» Что ж, если где-нибудь когда-то случится новая беда, не кличьте русского солдата. Он не воскреснет никогда (Лариса Тараканова).
Но я отвлёкся. Больше 60 лет стране идеологически затыкали рот Великой Победой, да это, пожалуй, единственное по-настоящему историческое событие. Сравнимое разве что с одолением татаро-монгольского ига. Сгинула власть, под руководством которой мы победили.

Был День Победы взрывом счастья,
В нём гасла даже боль потерь.
Стучали радостно и часто
Сердца людские. А теперь?

Идут года, а с ними беды —
Как из прорвавшейся сумы.
И чем мы дальше от Победы,
Тем к пораженью ближе мы.
Николай Зиновьев, Краснодар

Теперь другой режим гвардейские ленточки миллионами раздаёт. Зачем? Не знаю. Но вот спросите у школьника, кто с кем воевал с 1939-го по 1945-й, далеко не каждый ответит. А Халхин-Гол или линия Маннергейма вообще за пределом их реальности. А про Оккупационную Советскую Армию в Австрии, стоявшую в стране до 1955 года, вообще ничего не знают. Да и винить их за это нельзя — у них своя жизнь, своя борьба за место под солнцем. Вы ещё им о Гражданской войне почаще напоминайте — а они вам анекдот про Петьку и Чапая расскажут…
Даже учёные не знают точной цифры наших потерь.

Урок истории войны.
Майор копается в бумажках,
читает о потерях тяжких,
о героизме всей страны.

Проходим вот и мы войну,
и мы войну переживаем,
а цифры не запоминаем,
не понимаем ни одну.

Не выполосканы в дыму,
не взвешены её весами,
мы помним, как — не знаем сами,
её огней слепую тьму.

А цифры — что?.. Майор считал,
что в них всё дело, и прицельно —
чтоб тему знали полноценно —
по ним вопросы задавал.

Майор был искренен и строг.
Он просто проводил урок.
А то, что сам сожжён войною,
считал он темою иною.
Олег Хлебников

Попутно скажу, что в Красной Армии по приговору трибуналов за дезертирство было расстреляно 103 000 человек… (обозреватель Дмитрий Бабич, РИА «Новости», 08.05.09). Они также вошли в список невосполнимых потерь… За то, что подогнул коленки, когда в атаку шёл к Днепру, поставили солдата к стенке и расстреляли поутру. Поторопилась контрразведка на рубеже горячем том, ведь тот, кто трусом был, нередко героем делался потом. Но не восполнится утрата, приказа не переписать — лишилась Родина солдата и сына потеряла мать. Кто за безумие ответит хотя бы через много лет? «Опять над нами солнце светит!» Но это вовсе не ответ (Иван Стремяков, СПб.).
Зная, что к этой теме я больше не вернусь, приведу ещё один случай. Мой дядя Леонид Георгиевич Сироткин на вопрос, боятся ли приговорённые смерти, ответил просто: «Да они к утру уже как мёртвые — ничего не соображают».
Вот как описывает Виктор Астафьев в романе «Прокляты и убиты» расстрел родных братьев за четырёхдневную отлучку домой из учебного полка в Сибири в 1942 году: «…Братья Снегирёвы стояли спиной к щели-могиле, на мёрзло состывшихся песчаных и глиняных комках. Песок пепельно рассыпался под ногами, братьям то и дело приходилось переступать, отыскивать ботинками более твёрдую опору. Лейтенант указал: — Стоять! Спокойно стоять!
Братья Снегирёвы выглядели худо, лица у них даже и на висках ввалились, обнажив жестянки лбов, глаза у братьев увело вглубь, пригасив их голубое свечение, оба они сделались большеносы и большеухи, они были какого-то неуловимого цвета, тлелого, что ли, такого цвета и в природе нет, он не смывается, этот цвет, он стирается смертью. У Серёги текло из носу, он его натёр докрасна. Не смея ослушаться старшего команды, лейтенанта, стараясь изо всех сил ему угодить, надеясь, что послушание непременно им зачтётся, осуждённые стояли как полагается, не утирая даже рукавами носов, лишь украдчиво подбирали языком натекающие на верхнюю губу светленькие, детски-резвые сопельки, да часто шмыгали носами, не давая особо этим сопелькам разгуляться.
Майор начал зачитывать приговор. Текст приговора был невелик, но вместителен, по нему выходило, что на сегодняшний день страшнее, чем дезертиры Снегирёвы, опозорившие всю Красную Армию, подорвавшие мощь советского государства, надругавшиеся над честью советского бойца, нет на свете. «Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и будет приведён в исполнение»… Между тем трое стрелков обошли могилу, встали перед братьями, двое охранников присоединились к ним, всё делалось привычно, точно, без слов.
— Дя-аденьки-ы-ы! — раздался вопль Серёги, и всех качнуло в сторону от этого вопля. И ещё был краткий миг, когда Еремей решительно заступил своего брата, приняв в грудь почти всю разящую силу залпа. Его швырнуло спиной поперёк мёрзлой щели, он выгнулся всем телом, нацарапал в горсть земли и тут же, сломившись в пояснице, сверкнув оголившимся впалым животом, вяло стёк вниз головою в глубь щели. Сергей был ещё жив, хватался руками за мёрзлые комки, шевелил ртом, из которого толчками выбуривала кровь, всё ещё пытаясь до кого-то докричаться… Но глаза его, на вскрике выдавившиеся из орбит, начало затягивать плёнкой, рот свело зевотой, руки унялись, и только пальцы никак не могли успокоиться, всё чего-то щупали, всё кого-то искали. Лейтенант два раза выстрелил в щель, спустил затвор пистолета и начал вкладывать его в кобуру».

ДЕЗЕРТИР
Левее склад. А тут сортир
Дизентерийного барака…
Без шапки вышел дезертир,
Довольно щупленький. Салага.

Как видно, не хватило сил
Играть со всей эпохой в жмурки!
Он разрешенья попросил
С земли пособирать окурки…

Сок у берёзы на коре.
И солнце празднует победу…
Полк выстроен уже в каре.
Но время движется к обеду!

Левей барак. Правее тир.
И взвод особого отдела…
Скребёт затылок дезертир.
Сейчас пожрать бы — то-то дело!..

…Труба таинственно дрожит.
Молчат знамёна под чехлами…
Без шапки дезертир лежит.
Всё точно. Словно по программе.
Евгений Винокуров, †1993

А ведь не забывайте, что позади воюющей армии стояли заградотряды СМЕРШ — органы армейской контрразведки «Смерть шпионам», и ещё неизвестно, от кого погибнуть страшнее солдату: от немца впереди или от пулемётов своих сзади…

ПОКАЯНЬЕ СМЕРШЕВЦА
— В пехоте — оно конечно… Но нам перепало в СМЕРШе вдвойне спросить с того, кто брюхом Европу избороздил!.. Дотошно мы не вникали во всякие там оттенки, решая людские судьбы — законно! — за полчаса, мы ставили окруженцев не в строй, понимаешь, к стенке и робким — по просьбе личной — завязывали глаза. Пущали в расход колхозниц, губя, дескать, вражьи сети. Расшлёпывали увечных и немощных — без затей. Приказ есть приказ. Исполни его не без пониманья, а там хоть в висок себе же пальни, брат, да помирай. В отлучке тогда скиталось одно только состраданье, всего же другого СМЕРШу хватало — аж через край. Хватало жратвы трофейной. И водки. И полной власти над теми, кто на допросах себя обелить не мог… Похоже, мужик всю душу себе искогтил на части, роняя за каждой фразой не мат, так тяжёлый вздох… Он зелье глушил, а речь-то терял от него не скоро: по нервному, мол, расходу да по напряженью сил — десантиники и связисты, разведчики и сапёры, штрафбатовцы и гвардейцы — кто смершевцев перекрыл?.. Кто столько хватил, мол, правды, с кошмаром хворобным схожей? Кто шёл за вождём вперёд, мол, а вышло теперь — назад? Он виден мне и поныне за пылью и за порошей — сержанта того хмельного всё время тверёзый взгляд (Владимир Савельев).
У каждого воевавшего — своя история войны, и невозможно написать единственную правду, как это было. Но миллионы историй навеки скрепила одна, общая Победа над врагом…
Действительность уходит от меня семимильными шагами, и я уже не пытаюсь угнаться за ней. Только солдатский портрет папы, сделанный им впопыхах 22 июня 1941 года, говорит, что я не сошёл с ума.

А птички пели, птички пели
И всё рвались к тебе на плуг…
А ты в разорванной шинели
Сновал у пушечных подпруг.

И рвались вихры над окопом,
Валился прах ночных светил.
И ты гремящим телескопом
С горящим небом говорил.

А птички всё же пели, пели
И всё рвались к тебе на плуг.
И звёзды зёрнами летели
На весь окопный полукруг.

И разрывались снова, снова,
Фугасной силою визжа.
А где-то там, в своих основах,
Жила крестьянская дрожжа.

Ревел огонь из-под наката,
И всё свивалось под огнём.
А ты пред смертью лишь — солдатом,
А перед жизнью — плугарём.

Какие прядки или нитки
Ты принимал в свою ладонь?
И дёргал ты за шнур зенитки,
А шнур был — конская супонь.

И потому-то в той шинели
Ты был у пушечных подпруг…
А птички пели, птички пели
И всё рвались к тебе на плуг.
Николай Тряпкин, †1999
*  *  *
Вдруг Сергей Кужугетович Шойгу, наш главный эмчеэсник, которого я безмерно уважаю за истинный профессионализм и тысячи спасённых его министерством жизней, выступил с предложением судить за непризнание победы Советской армии и — т е п е р ь   ч и т а й т е   м е д л е н н о — и холокост. У меня на голове уже мало волос осталось, но они от ужаса и удивления, как по команде, зашевелились и встали. Как в последний бой. Что происходит с людьми? Куда повернулся мир? Это у нас сознание изменилось или инопланетяне неизвестными нам лучами всех облучили?

ХОЛОКОСТ
Спрошу, когда о холокосте
взахлёб со всех сторон визжат:
не русские ли это кости
на всех полях войны лежат?

Спрошу, коль свято в это верю
и нарушаю чей-то план:
куда бы ехали евреи,
не встань с винтовкою Иван?

В пилотке со звездой — конечно,
пятиконечной — в этот миг
не знал он о шестиконечной,
но сохранил её для них.

Да, высшую отмерив меру
тевтонской спеси ледяной,
он спас евреям жизнь и веру
такой немыслимой ценой!

Полвека кланялись погостам,
где крест в соседстве со звездой…
Весь мир мог стать бы холокостом,
когда бы не Иван простой.
Вадим Корнеев, р.1948, Курск

А ведь на носу новая война. Чуете запах гари? Поглядите, как усиленно готовятся к ней все страны мира. Не верите предсказаниям старцев — спросите у своей интуиции. И финансово-экономический кризис не сам по себе возник, — он рукотворный, продуманный. С далеко идущими целями. А Российская Федерация слаба как никогда во всех отношениях. Так, может, задумано умными людьми, чтобы голыми руками её взять? Они же, то есть мы, Сибирь освоить не можем, Дальний Восток китайцы уже заполонили — войны не надо, а нефть они, то есть мы, русские, и так за безценок Западу отдаём. Но всё равно богата эта Россия невероятно — всем цивилизованным странам по хорошему кусу достанется. А Россия… кто считается со слабыми нациями… Я не буду ни в чём зарекаться — всё равно что по голому стричь: с точки зрения американца душу русскую вряд ли постичь! А душа — незаёмное чувство (эти вещи у них не в ходу), — откликается быстро и чутко на чужую печаль и беду. Что ты скажешь, товарищ, на это? Он, чтоб славу и счастье добыть, ради крупной и звонкой монеты мать родную готовый убить. Это — дикость махровая, братцы: у него и у маленьких чад, если в том до конца разобраться, вместо сердца монеты стучат (Владимир Балачан, Омск).
Вот такой у меня День Победы получается. Грустный День Победы, вы уж простите, старики, за правду. Да неужто вы и сами её не чуете, прожив такую жизнь? При’мите президентские сто граммов, гвоздичку на память, и с георгиевской ленточкой на груди идите к друзьям, если ещё остались. Как ни крути историей, как ни вымарывай имена и страны, а она всё не спеша от грязи и вранья очистит, если повезёт. Слова гремят и страсти пышут… Эпохи поступь и шаги потом историки опишут — когда остынут очаги. И объективные — конечно! — с холодным сердцем и умом всю правду выскажут неспешно и всю непраду… Но потом (Владимир Балачан).
Наше поколение помнит и склоняет головы перед вашим подвигом. А дальше… Но мысль простая явится опять и тяжело упрётся в ваши лица: вы научились мёртвых уважать, живых беречь ещё бы научиться… (Виктор Коротаев, †1997).

ПОБЕДА
Был День Победы взрывом счастья,
В нём гасла даже боль потерь.
Стучали радостно и часто
Сердца людские. А теперь?

Идут года, а с ними беды —
Как из прорвавшейся сумы.
И чем мы дальше от Победы,
Тем ближе к пораженью мы.
Николай Зиновьев, Краснодар

ТОСТ СТАЛИНА
Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост. Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и прежде всего русского народа. Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него ясный ум, стойкий характер и терпение.
У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-1942 гг., когда наша армия отступала, покидала родные нам сёла и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала потому, что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обезпечит нам покой.
Но русский народ не пошёл на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошёл на жертвы, чтобы обезпечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обезпечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом.
Спасибо ему, русскому народу, за это доверие! За здоровье русского народа!
24 мая 1945 года.

СТАЛИНСКИЙ ТОСТ
Уж Сталин не был шовинистом узким.
Но в памятный для нас победный год
Он поднял смелый тост в Кремле за русский —
За мудрый, государственный народ.

Высокую оценку русским выдал,
Их вклад в победу над врагом почтив.
И никого тем самым не обидел, —
Он был суров, но сердцем справедлив.

И в День Победы — в радость, не в нагрузку
Я каждый год — теперь и в новый век —
По-сталински подъемлю тост за русских,
Как воин, патриот и человек.
Александр Игошев

Пояснение архимандрита Амвросия (Юрасова): Если бы народ России во время революции не поднял руку против Бога, то на нашу беду не родился бы Гитлер. Сказано, что грехи родителей до третьего-четвертого колена отражаются на детях. Господь всё видит, Господь всё знает и всем управляет. Он говорит: «Не убивай, не воруй, не грабь», — всё это приведёт к слезам.
Слава Богу, при Патриархе Алексии II открыли 800 монастырей, 20 тысяч храмов, издали много духовной литературы, по телевидению и радио можно услышать слово Божие. Господь нас не оставил.
Если взвесить на весах, что перевесит: добро или зло? Если народ придёт к вере, будет каяться, очищать свои души, не будет дурных мыслей, потому что и немцы тоже наши братья, хотя и не по вере, а по крови, наши ближние. Если многие наши не похоронены — миллионы, — и у нас не хватает ни сил, ни средств, ни совести предать их земле, сами воины от этого ничего не теряют: они воевали, защищая Родину, нашу веру, и души их в раю. Есть такой рассказ: умерли двое — подвижник и злой правитель. Когда хоронили подвижника, не было людей, почестей, а правителя хоронили пышно, торжественно. Почему так получилось? У подвижника был только один грех, из-за него он не удостоился славы на земле, но удостоился вечной блаженной жизни. У правителя же было только одно доброе дело — он за него получил всё сполна при жизни, на пышных похоронах.



Приказом Наркома Обороны Союза ССР № 138 от 15.03.41 г. были введены новые медальоны в виде текстолитового пенала с вкладышем из бумаги. По штату вкладыш состоял из двух одинаковых бланков: один экземпляр бланка должен был изыматься похоронной командой, а другой — оставаться с останками. Как правило, эта процедура не соблюдалась. Также часто встречаются медальоны из дерева или металла. Приказом НКО СССР от 07.10.41.г. была введена Красноармейская книжка как документ, удостоверяющий личность. В ноябре 1942 года Приказом НКО № 376 медальоны были сняты со снабжения Красной Армии.