О жизнь, нечаянная радость

«ТАМ СОБАКА СКУЛИЛА ОДНА О НЕДАВНО УБИТОМ ХОЗЯИНЕ»
Безпородный щенок смутно помнил свои первые дни в полутёмном подвале, и зимнюю стужу из окон, и стаю собак на бетонном полу, слипшихся в единое целое ради тепла. Помнит и то, как выталкивали его на мороз, но чей-то ласковый язык облизал голову и дал прижаться к тёплому боку. Мама? Он этого так и не узнал.
Дожив до весны, стая пробавлялась на свалках, дралась за своё пространство, шалила и грелась на солнышке; щенку иногда доставались объедки. Но в стаю его не брали, поэтому приходилось учиться выживать самому. Щенок уже знал, что к двуногим лучше не подбегать — еды не дадут, но могут покалечить. Он сделал попытку прибиться к другой стае, но вожак укусил и прогнал прочь. Пришлось шенку бороться за жизнь в одиночку.

Щенок был одинок — он в детстве потерялся
И вот теперь с трудом в собаки выбивался,
Тут переспит, там драку обойдёт,
Где выпросит кусок, где стянет, где найдёт.
Короче говоря, жилось бедняге туго,
Бездомный, он искал в любом мальчишке друга.
Однажды увязался за одним,
Весь день сопровождал, хвостом виляя,
В глаза смотрел, подобострастно лая,
Но от порога был опять гоним.
За чьим-нибудь крыльцом, под чей-нибудь забор,
Когда бы спать бедняжка ни ложился,
Один мираж ему туманил взор,
Один блаженный сон ему упорно снился,
Один и тот же сон, сегодня, как вчера:
Ошейник. Цепь. Собачья конура!
И он на привязи с утра и до утра!
Сергей Михалков, †2009

…Коля Синяк тоже не сразу дошёл до жизни такой. В прошлой, уже полузабытой, жизни было у него и жильё, и законная супруга, и работа денежная — Коля считался в ЖЭКе хорошим сантехником, — и деньжат хватало на всё. Работу Коля знал и дело своё любил; один недостаток только портил настроение жене, а потом и ему: как и все сантехники, Коля халтурил, а глупые деньги не домой же нести! — они пропивались с друзьями, которых честней было бы назвать собутыльниками. Чего там долго рассказывать — история классическая. В один не столь прекрасный день Коля лишился сначала работы, а затем и жены, так как дружки продолжали заботливо угощать с горя. Пришлось расстаться и с ведомственной квартирой, да куда-то задевалась трудовая книжка. Одним словом, Коля превратился в бомжа. Дружки рассосались, да и стыдно было по родному району ходить после ночёвок в подвале, поэтому он перебрался подальше от бывшего родного дома. И такие же бомжи, как он, приклеили ему кличку Синяк — потому что пил он всё, что горит: и салициловый спирт, и настойку стручкового перца, и боярышник, и политуру, которая-то и придаёт всей коже синеватый оттенок. Был он в прошлом человеком, дом имел, жену, детей… Нервно дёргается веко под немытый скрип костей. Что ему заботы наши? Что ему паденье, взлёт? Кто-то пьёт из полной чаши, он — из горькой чаши пьёт. Что ему твой мир, прохожий, жарких будней круговерть, если жизнь его похожа на пожизненную смерть (Юрий Каминский).
Но мужик он был тихий, в пьяные драки не лез, а из всех доступных видов заработка выбрал самый невинный — собирал бутылки. И хотя конкурентов было хоть отбавляй, на хлеб с фунфыриком всегда хватало. А с жильём ему тоже повезло: под дорожной эстакадой он обнаружил удобную нишу, скрытую от посторонних высокой стенкой. Натаскав туда картонных ящиков и тряпья, здесь можно было пережить даже не очень холодную зиму.
Так бы и жил он один, ничего не ожидая от тётки-жизни, но зябкой ночью вдруг почувствовал рядом чьё-то дыхание. Коля напрягся, чтобы отстоять такое хорошее жильё от врага, но рука нащупала шерсть, а нос учуял собачий запах. И стало их двое. Молодой пёс оказался умным не по летам и даром хлеб не ел: скоро поняв, что им нужно для пропитания, Пулька — такое уж Коле пришло на ум имя — не только выискивал в самых недоступных местах пустые бутылки, но и умудрялся приносить к Колиной кошёлке их прямо в зубах. И зажили они ещё лучше прежнего. Для Коли Пулька был единственным другом на свете, и Пулька любил Колю всей собачьей любовью и стоически терпел запахи, которые ни одна уважающая себя собака терпеть не станет. Но чего не сделаешь ради друга!

Мир да снидет на всякого зверя!
Ничего просто так не сорви:
Всё живое Господь нам доверил,
Чтобы мы возрастали в любви.

Нет ненужных во всём мирозданье,
Всё исполнено Цели Святой.
Как узнали бы о состраданье,
Если б в нас не нуждался никто?

Братья меньшие! Вас сотворили
С человечеством зло изживать.
Как бы мы доброту проявили,
Если б некому было подать?

Да отыдет страдание с болью —
Кто для нас и живёт на Земле!
Как бы люди святились любовью,
Если б некого было жалеть?
Иеромонах Роман (Матюшин)

Так бы и жили Коля Синяк с Пулькой в любви и довольстве, да пришла беда. Однажды ночью Пулька вдруг проснулся от стона друга. Он стал лизать его лицо и сочувственно выл, но Коле становилось хуже. Тогда Пулька бросился в ближайший парк, к людям, и громким лаем обращал на себя внимание. Но ночной парк не место для прогулок порядочных людей. Сидевшие у костра бомжи, узнав Пульку (они звали его Булькой с привычным пьяным юмором), стали гнать собаку прочь. За мною бежала собака, а я от неё убегал. Боялся и чуть ли не плакал: укуса собачьего ждал. Когда ж, израсходовав силы, я в беге совсем изнемог, собака легко положила блестящую кость возле ног. Дышала отрывисто, часто, и капала с морды слюна… Собачьим невиданным счастьем со мною делилась она! (Дмитрий Улахович).
Должен сказать, что между бомжами дружбы не существует: пить вместе пьют, а потом разбивают физиономии друг другу до неузнаваемости; и живут каждый сам по себе, разве что порой с такой же синюшной подругой, — но недолго. Въелась в них ненависть и обида на весь мир, который заставляет их рыться в помойках и пить всякую дрянь. Мир виноват в том, что они выпали из него безвозвратно.
…Но Пулька не отставал, и тогда в него швырнули чем-то тяжёлым. Попали в бок, больно попали. Пулька скрылся в кустах, но через несколько минут вернулся, держа в пасти до боли знакомое. Да это же фунфырик боярышкика, который почитался у бомжей за коньяк! Четверо нестарых мужиков вскочили в предвкушении удовольствия. Но Пулька помалу отступал, ведя мужиков за собой — к Коле. Когда разъярённые бомжи дошли до убежища, Пулька уже оставил на видном месте напиток. Не знаю, что произошло в сознании опустившихся людей, но невесть откуда взявшимися прутьями арматуры они стали избивать лежащего без сознания человека. Пулька безстрашно защищал друга, но силы были неравны; его отшвырнули в сторону. А я видел, как били бомжа за кольцо колбасы. Били долго. Били с толком его, не спеша, с безпощадной улыбкой — как волка (Николай Зиновьев).
А когда Колькина душа стала медленно подниматься в небо, он видел, как добивали его друга Пульку. Дай Бог им больше никогда не расставаться…

Достигало до самого дна,
Растекалось волной по окраине —
Там собака скулила одна
О недавно убитом хозяине.

Всю утробушку вынула в нить,
В безсловесную песню дремучую.
Может, всех убиенных обвыть
Ты решилась по этому случаю?

Сколько их по России таких —
Не застонет, домой не попросится!
Может, молится кто-то за них,
Но молитва — на небо уносится.

Вой, родная! Забейся в подвал,
В яму, в нору, в бурьяны погоста —
Спрячься выть, чтоб никто не достал,
Чтоб земля нарыдалася досыта!

Вдалеке по реке ледоход,
Над полями — движение воздуха…
Сто дней плакать — и горе пройдёт,
Только плакать придётся без роздыха.

Это наш, это русский секрет,
Он не видится, не открывается.
И ему объяснения нет,
И цена его не называется.
Светлана Сырнёва, г. Вятка

Поясненение архимандрита Амвросия (Юрасова): Как только человек отпал от Бога, его сразу окружают демонические силы, он теряет благодать, ищет суррогатных утешения и радости — заливает душу спиртом. Вся Россия утонула в стакане.
Как-то я был на конференции в Петербурге. Там собрались ученые, а в перерыв и вечером после выступлений всех утешал один человек — пел, выступал, читал стихи. Разговорились мы с ним:
— Сколько тебе лет?
— 62.
— Ты когда-нибудь исповедовался?
— Никогда.
Говорю: «Представь: через 10—15 минут мы окажемся в духовном мире и станем пред Богом. Господь скажет: «Я тебе дал талант, ты можешь петь, как ты его применил? Какой ты Богу дашь ответ?»
— Я скажу, что я народ веселил, пел песни.
— Ты пел светские песни светскому, невоцерковлённому народу, разве этим ты служил Богу?
— Нет.
— А за что же тебе награду давать? Представь себе: президент в своих палатах устроил прием, приготовлен обед, собрались приближённые — все прекрасно одеты, начищенные, наглаженные, благоухают, костюмчики, белые рубашки. Все сели за стол. И вдруг входит бомж — несколько лет немытый, нечёсаный, косматый, одежда его засмолена, в грязи.
— Таких туда не пустят.
— А почему не пустят?
— Так от него же воняет, у него вши.
— А мы чем отличаемся от этого бомжа? Если мы пред Богом предстанем нераскаянные, грязные, от нас тоже идет греховная вонь. Разве приятно Господу в таком состоянии видеть нашу душу? Вот ты 62 года прожил и ни разу не каялся.
Он подумал и говорит:
— Это вопрос серьёзный. Мы действительно в духовном смысле от бомжа ничем не отличаемся. Я подумаю. Покаюсь и жене скажу, чтобы покаялась.