ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 Гони, старик, свою лошадку! Былинки

«ДОРОГОЙ БАТЮШКА, БАТЮШКА ДОРОГОЙ…»
Пока жив старец, пользуйтесь его мудростью, не уставайте вопрошать, не бойтесь навещать. Не пугайтесь одни и те же вопросы задавать: время идёт, — может быть, в этот раз ответ батюшки лучше ляжет вам на сердце. Приближается тезоименитство отца Иоанна Миронова, и главный редактор газеты «Православный Санкт-Петербург» Александр Раков снова у своего духовника, снова просит батюшку о наставлении и вразумлении.
­­— Дорогой батюшка! Я столько раз брал у вас интервью, что, кажется, мы переговорили обо всём на свете. В этот раз я хотел бы построить нашу беседу иначе: я выбрал мысли и некоторые советы святых отцов и старцев наших дней и хочу вас попросить разъяснить на примерах некоторые из них, не вполне понятные мне. Итак, вопрос первый: «Какая бы ни постигла тебя скорбь, не обвиняй в ней никого, кроме себя и говори: это случилось со мной за грехи мои». Но вот меня ограбили автобандиты. Есть ли в этом моя вина?
— На всё Промысл Божий. Господь говорит: «У вас же и волосы на голове все сочтены…» (Мф. 10. 30) А Промысл в чём заключался? Наверное, следовало тебя научить: во всём должно быть строгим. Едешь на машине, слышишь, — что-то хлопнуло сзади: остановись, посмотри… Увидел, что дело плохо, — сразу вызывай милицию и представителей страховой компании, чтобы они разобрались в твоём деле. А ты попался на бандитскую удочку, пустился с ними в беседы…
­— А не видны ли тут духовные корни, батюшка? Может быть, к деньгам своим неправильно отношусь?
­— Есть и духовные корни. Я же просил тебя пожертвовать на монастырь, а ты пожалел… Вот дело-то в чём… Бывает, что за жену Господь мужа наказывает. Оба вы не выполнили того, что вам было сказано! А вообще-то по Божьему попущению и на святых угодников разбойники нападают… Вот на преподобного Серафима… Поймали батюшку, побили, кости ему сломали… А судиться-то он с ними и не стал!
— Батюшка, Православие говорит, что судиться православным нельзя…
­— Это так, но тут тоже мудрость нужна. Сутяжничать, по судам бегать — нельзя. Для ветхого человека такое простительно, а нам Господь Новый Завет дал. Но, с другой стороны, — надо и пресекать злодеев, — а как тут без суда обойтись? Иди в суд и засвидетельствуй!
— Да не вызывают пока!
­— Вот и хорошо.
— Вот второй мой вопрос: «Люби молчать более, нежели говорить: от молчания ум сосредотачивается в себе, от многословия он впадает в рассеянность». А сейчас от мобильных телефонов прохода нет, даже в метро звонят. Тишину украли у Бога…
­— Русская пословица говорит: «Молчание – золото, а слово – серебро». Бывает, правда, что хорошее слово скажешь и тем пользу людям принесёшь. Бывает такое… Но разве мы сами своим словам судьи? Где же нам понять, какое из наших слов будет полезно, а какое — нет? Ты помни: были некогда молчальники, которые упражнялись в богомыслии, — так они-то вошли в сонм святых угодников Божиих.
— Тогда третий вопрос. «Родители не только за свои грехи наказаны будут, но и за детей своих, если их в благочестии не воспитывают». Помните, я рассказывал вам о письме матери, у которой сын-наркоман заразился ВИЧ-инфекцией? Она прочла мою былинку о том, как я отношусь к подобным людям (а я плохо к ним отношусь, честно скажу) и обвинила меня в нелюбви к ближним. Но разве она не видела, что её сын становится наркоманом?
— Господь наказывает плохих родителей: не только простых людей, но и священников. Ты, наверное, читал о священнике Илии в Ветхом Завете? Сам-то Илий был человек добрый, богобоязненный, но вот детей своих распустил. «Сыновья же Илия были люди негодные; они не знали Господа» (1 Цар. 2, 12) Они ели хорошие части жертвенного мяса, а на всесожжение отдавали плохие… Ты должен помнить это! И что же? Илий был наказан Господом за то, что детей не воспитывал! Наказан смертью! Вот она жалость-то родительская: ты не накажешь детей, так Господь тебя накажет.
— Четвёртый вопрос: «Бойся любопытства, — это исследование чужих дел, за ним следует осуждение ближнего, а за осуждением казнь вечная во аде». Батюшка, а как же быть журналистам, собирающим сведения для материала? А я вообще грешен в осуждении других, но бороться с этим грехом очень трудно.
— А у разумных журналистов это не осуждение, а рассуждение: они рассуждают, как нам не впасть в плохие дела. Плохие поступки мы должны осуждать, — это обязанность наша. Но, осуждая, рассуждай, чтобы твои слова пошли человеку на пользу, а не во вред. Вот писатель Лев Толстой: как он любил осуждать людей! И даже священников, и даже саму Святую Церковь!.. А что из этого вышло: теперь похоронен в Ясной Поляне рядом с собакой, и крестика над его могилкой нет…
— Говорят, что старцы видели, как его бесы в ад волокли…
— Но тут тоже нельзя в осуждение впадать. Писатель он был великий. Порой такие слова находил, — просто слёзы на глазах, когда читаешь. И как иногда правильно, мудро рассуждал! Но вот споткнулся на осуждении: решил, что раз он такой умный, то может любого осудить… Смотри на его печальный пример и думай: плохие дела журналисту можно описывать, — и даже плохие дела священников, монахов, — но без гордости, без самоуверенности, и с одной лишь мыслью, — как бы людям не навредить.
— Пятый вопрос послушайте: «Враг шепчет: надо скопить на чёрный день, — кому вы будете нужны в старости?» Ладно, не будем копить хоть понемногу… Но сейчас власть имущие заговорили о том, чтобы отменить пенсии по старости. Что же тогда делать старикам без накоплений?
— Что-то я такой новости не знаю. Я слышал, что Путин напротив — хочет повышать пенсии… Я тебе так скажу: новостей мы слышим много, из самых разных источников, и по глупости своей хорошего не хотим слушать, а худое нам так и западает в уши. А что касается накоплений, то премудрый сын Сирахов так прямо и говорит: «Не отдавай другому имения твоего, чтобы раскаявшись, не умолять о нём. Доколе ты жив и дыхание в тебе, не заменяй себя никем; ибо лучше чтобы дети просили тебя, нежели тебе смотреть в руки сыновей твоих» (Сир. 33. 20-22). Есть очень хорошая притча: отец раздал сыновьям имущество и остался один, никому не нужен. А у него была шкатулка, наполненная медяками и закрытая на ключ… Тяжёлая такая шкатулка… Как-то одна невестка увидела эту шкатулку: «Это что в ней за тяжесть?» «Это, — говорит отец, — я скопил золота на чёрный день». И стали дети о нём заботиться, стали наперебой к себе звать: «Может быть, у нас поживёшь, папочка?» А когда умер отец, и вскрыли шкатулку, то увидели, что в ней одни медяки, да записка: «Когда умру, раздайте это нищим!» Так что копить на старость не грешно. А вот если кто хочет духовного совершенства, тот пусть послушает Господа: «Все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах» (Лк. 18, 22). В древности юноша Антоний, когда услыхал в церкви на евангельском чтении эти слова, не стал размышлять, подобно богатому юноше, а сразу всё раздал — и стал Антонием Великим, отцом православного монашества.
— Вот шестой вопрос: «Не открывай мыслей своих перед всеми, чтобы это не послужило причиной претыкания для ближнего твоего, но только тем, кто может спасти душу твою – духовным отцам». А я – вы знаете, батюшка, — со всеми откровенен, и с вами особенно, и в книгах искренне пишу, и поделать с собой не могу ничего.
— В первые века христианства была общая, всенародная исповедь, и у отца Иоанна Кронштадтского… Господь такую исповедь принимал. Но то были времена особые. Рассказывать всё, что ты сделал, надо только духовнику, чтобы не знали люди. Грехи — страшная вещь. Что доброго, если они через твои уста расползутся по миру? Почему тайна исповеди-то существует? В старое время, если духовник открывал исповеданное, то полагалось вытаскивать у него язык через шею! Это страшно. Вот я тебе расскажу о тайне исповеди. Это давно было. Один убийца исповедал свой грех священнику, а ночью пришёл и свой окровавленный топор подкинул к нему же на двор! Когда убийство обнаружилось, стали улики искать, и нашли топор у батюшки. Тут бы священнику и рассказать о том, кто настоящий преступник, — а он молчит, не хочет исповедь раскрывать. С тем и в Сибирь пошёл. А у него дома матушка с детьми осталась. Правда, владыка местный верил в невиновность батюшки и деньги семье его посылал постоянно, и детей учиться устроил. А потом у настоящего убийцы душа пришла к покаянию… Вернули батюшку из Сибири, — и всё село его как святого встречало…
— Мне почему-то вспоминается другой случай, когда один священник, уже покойный, явился во сне другому священнику, весь чёрный, и говорит: «Брат, ради Бога, помоги! Я записки-поминания не читал, затыкал их по углам… Достань их, ради Бога и помолись за всех — и за меня тоже»… А вам, батюшка, мешками записки приносят…
— Ну, где ж я могу всех помянуть? Воздохну за Литургией: «Спаси Господи, всех сих людей, имена же их Ты Сам Господи веси!» А когда в Печёрах бывал?.. Там же целые стопы, кипы записок… Сидим и поминаем, поминаем – тысячи и тысячи имён… И слава Тебе Господи: молятся православные, значит мир стоит — и ещё долго простоит. А когда закончится молитва, тогда Господь нас всех… Как в Киргизии, — слышал о тамошнем землетрясении?..
— Пока говорят о 65 погибших. Будет больше… 8 баллов – это сильная встряска…
— Бедные люди… Вечный покой усопшим… А что мы — лучше их? Как Господь сказал: «Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех, живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все так же погибнете» (Лк. 13. 4-5). Пока молитва идёт, пока совершается Божественная Литургия, Господь нас сохраняет. И Россия будет сохранена, пока будет совершаться безкровная жертва и молитва непрестанная. Ведь у нас как? — в Петербурге вечером смолкает молитва, а на Камчатке уже утро — там молитва начинается: так Россия наша и спасается.
— Батюшка, а у вас нету ощущения начала конца? Всё больше по миру землетрясений, катаклизмов…
­— Господь говорит: «О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» (Мк. 13. 32). Поэтому лучше просто просить у Господа: «Да будет воля Твоя, как на небе, так и на земле». Вмешиваться в промысел Божий мы не будем. Господь призывает нас к тому, чтобы мы были сосредоточены на молитве и на добрых делах, а не на угадывании сроков.
­— Вопрос такой: «Весёлость – не грех, она усталость отгоняет, а от усталости уныние бывает, и хуже его нет». Но ведь хохот и громкий смех – это уже не весёлость?
— Да, это уже праздность… Апостол Павел говорит, что у христианина и лицо всегда должно быть радостное. Эта радость оттого, что Господь искупил нас драгоценною Своею кровью. Апостол прямо советует: «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе». (1 Фес. 5. 16-18) «Радутеся, праведные, о Господе, праведным подобает похвала», — слышим мы в прокимне. Когда человек радостный идёт – и тебе самому легче становится жизненный крест нести. Как солнышко просветило! Как-то шли мимо меня туристы-иностранцы… Я улыбнулся, перекрестил их, — так они даже просияли!
— Я вам, батюшка, не завидую, а просто радуюсь за вас: вы всегда в добром расположении… Как вы этого добиваетесь? А у меня этого нет. Я и грублю, я резко говорю, а потом каюсь.
— Если не слушают, — надо и побранить… Иной раз надо по головке погладить, а иной раз…
— Очень тяжело прощения просить после этого. В Интернете нахамил одной женщине, а потом нашёл в себе силы и попросил прощения. Но трудно было, честно скажу.
­— Это по гордыне трудно.
— Да люди-то разные!.. Бывало, прошу прощения у человека, а он: «Ну, так уж и быть, принимаю!»
— А ты бы в ответ: «Спаси Христос!»
— Мне-то хочется, чтобы он понял и оценил мой подвиг.
­— Он оценит. Он сразу не оценил, а потом оценит. Главное, чтобы ты от души прощения попросил: «Деточка, прости, я тут немного вспылил, характер у меня такой вспыльчивый».
— Восьмой вопрос: «Хотя грехи прощены посредством исповеди, но всю жизнь надо о них помнить и скорбеть, чтобы сохранить сокрушение». А вы запрещаете упоминать об исповеданных грехах.
— Правильно. Когда операцию делают, то остается шов… Вот у меня палец, смотри – сколько лет со шрамом хожу! Это в Отечественную войну было. К празднику 7 ноября заставили нас командиры еловые ветки плести в гирлянду. А рукавиц-то не давали, — всё голыми руками делайте! А тогда молоденький был, — и так накололся этими ёлками… Стою на посту, — и палец у меня раздулся, как свёкла… На крик уже от боли: кости разъедает! Кричу… Меня быстро на «скорую помощь» – и в госпиталь… И прошло больше 60 лет, а рубец остался. Так и от греха: рубец на душе остаётся. Зачем его снова безпокоить? Раз уже покаялся, то всё — прощаю и разрешаю! Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Благодать Святого Духа призвана на твою рану – и она целит, эта благодать! А сокрушаться мы должны, конечно, — но так, без воспоминаний о грехе, — просто чувствовать в сердце, что много в жизни нагрешили, — прости нас, Господи!
­— Даже милостыню надо давать с милостью в сердце. А это не милостыня же будет, когда её швыряешь…
­— Да… Мне один описывает: «У меня даже зло на этих нищих! Подаю им доллар, а душа так и кипит… Что они здесь стоят?! Чего требуют?!» Один пьяница отдал свою последнюю рубаху нищему, а потом раскаялся: «Что ж я приду домой голый?!» И взор устремил к небу, — а там уже ангелы несут его рубаху к Престолу Божиему! Люди бедные, люди больные — им не только помощь нужна, но и ласка, участие. Почему хорошие врачи всегда спросят: «Ну, как там, Александр Григорьевич, чувствуешь себя?» — «Хорошо, спасибо, доктор!»
— Да не говорят они так! Сидят, в бумаги уткнувшись…
­— Это плохо. Когда во время войны мне на руку гипс положили, — сколько там вшей завелось под гипсом! Это же мучение было! А доктор не верил: «Ну что ты, Ваня, какие бредни! Что ты всё чешешься?» А потом, когда всё выяснилось: «Как ты мог только терпеть это?» Поэтому я и говорю, что доктор как пастырь должен быть внимательным. Ласковое слово наполовину исцелит.
— А я вам всё хочу рассказать один случай. На Невском в переходе к Садовой безрукий инвалид сидит. А у меня куча мелочи была. Ну, думаю, отдам ему! И вывалил я ему эту мелочь на колено. А он со словами: «Гривенники мы не берём», — ловко так култышкой – щёлк-щёлк-щёлк! – и все мои гривенники выкинул на асфальт. Больше я к нему не подходил. Вот, какой случай был… Ну, теперь девятый вопрос. «О проводящих жизнь без скорбей Святое Писание говорит: горе им – они забыты Богом и не дети Божии». А в молитве Господней «Отче Наш» мы просим: «И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого».
— Это совсем другое. Искушения от лукавого — это подстрекательство ко греху, а скорби посылаются для очищения нашей совести. Одна барыня пришла к старцу Оптинскому и говорит: «Батюшка, меня Господь забыл! Столько лет у меня нет никаких скорбей не было!» Не было у неё никаких скорбей, вплоть до того, что индюшка её вывела много индюшат, и ни один из них не  погиб, — и она скорбела, что Господь её забыл совсем. Вот, какое у неё было глубокое понимание духовной жизни. Бывает очень много скорбей одному, — как праведному Иову; а другому Господь даёт благосостояние, — после трудов великих даёт тишину. Как и в море бывает: то заволнуется пучина, а то тишь и гладь, Божья благодать. В мире так всё и идёт потихонечку.
«Всегда помни, что нет никого, кто бы не требовал советника, создавшего премудрость». Я ваше духовное чадо 12-й год, и всегда пытаюсь в трудном положении угадать: «Это батюшка благословит, это нет, а об этом и думать нечего!..» Но не могу сказать, что мои догадки были правильными. Часто даже совсем неправильными! Я прошу триста поклонов для серьёзно провинившегося работника, а вы говорите – один! Я удивляюсь, а работник от одного поклона исправляется. Нет, отец Иоанн, без духовника не прожить и дня.
­— Потому что мы на себя очень надеемся. И с поклонцами так же: одна раба Божия делала по пять тысяч поклонов, а когда духовник дал ей 15, то она не смогла это послушание выполнить…
­— А я вот авву Дорофея не могу прочитать, батюшка!.. Вы меня благословили и епитимью наложили, – но не могу и всё…
— Надо авву Дорофея читать, надо — и новоначальным и монахам: очень полезно. А поклоны… Я помню, мне как-то дали пять поклонов. А я в сердце подумал: «Десять сделаю!» И на десятом поклоне у меня нога-то и вывернулась! Не встать никак. Вот я и подумал: «В другой раз сколько тебе сказано, столько и делай, не своевольничай».
— Так как же мне, батюшка быть: я же не всегда могу дозвониться до вас или увидеть вас…
­— А ты просто воздохни: «Господи, как мне плохо!» — Господь сразу и откроет…
— Я пытаюсь — не получается… Что же выходит: столько лет и ничему я от вас не научился?
— Значит, я плохой духовник, что не научил ничему.
— Это я плохое чадо… Но вот одиннадцатый вопрос: «Мы не так радуем диавола, когда грешим, как радуем его, когда отчаиваемся». А сколько раз я плакался вам, что газета погибла! Но вы всегда утешали и молились, и всё выправлялось. Значит, я слабый…
— Раз ты считаешь себя слабым, Господь сделает тебя крепким. «Господь крепость людям Своим даст, Господь благословит люди Своя миром». Главное – охраняй мир в душе. И если будет мир, то всё в тебе будет – и смирение, и кротость.
— Следующий вопрос, батюшка: «Долги – хуже грехов. В грехах покается человек и Бог его простит, а за долги будет истязать не только в настоящей, но и в будущей жизни». Это о каких долгах речь? О долге перед родителями? Или ещё о чём?
— А о всяких… «И остави нам долги наши, как и мы оставляем должником нашим». Я часто говорю всем: не лезьте в долговую яму! Сейчас всякие ипотеки, кредиты… Одна женщина взяла полмиллиона… Прошло три года — она ко мне бежит: «С меня требуют уже полтора миллиона, батюшка!» Я говорю: «Деточка, сколько раз я вам говорил в церкви – не лезьте в долговую яму!» Поэтому, когда у меня просят, я даю и даже не спрашиваю, отдадут или нет. Дадут – спасибо, а не отдадут – тоже спасибо.
— Значит, если тебе не отдают книгу, не надо её требовать назад?
— Не надо. Только помолись за него: «Господи, пусть эта книжка (или, скажем, копейка) поможет ему! Исправь его, Господи!» И  у тебя на душе спокойно будет, что ты помог человеку. Но самодовольство тоже развивать не надо: что ты будешь кичиться своей добротой?
— Ну, гордыня, она воспитывается везде, при любом случае… Вот тринадцатый вопрос: «Если христианин и всё исправит, а ближнего не пользует, то не войдёт в царствие небесное». А помните, батюшка, как я настойчиво пытался привести маму в храм, а вы запретили мне это делать?
— Невольник – не богомольник.
— Больше ничего не скажете? Что ж… Далее: «Приучайте себя всячески к тому, чтобы больше радоваться, когда с вами презрительно обходятся, укоряют и даже обижают, нежели когда ласкают и приветствуют. В этом самый надёжный путь к смирению». И вы меня учите «Мёртвый будь, когда тебя хвалят или ругают». Но у меня плохо получается, особенно, когда ругают…
— Вот ты сам и ответил. Будь мёртвым, — вот и всё.
— Трудно это, батюшка…
­— Очень хорошо, что трудно!
­— Язык-то быстрей выскакивает, чем подумать успеваешь… Далее: «Следует удаляться от предмета соблазна. Чего не видит глаз, то не приходит на мысль, а чего нет в мысли, то не трогает воображения и не пробуждает страсти». А вот вы, батюшка, не позволили мне побывать в Польше, где я провёл часть детства. Решительно говорили: «Эк тебя лукавый подталкивает!» Я всё равно хотел ехать, но Бог остановил. А почему нельзя побывать на месте своего детства? Или есть другая причина?
— Я не был на месте своего детства 60 лет… 60 с лишним лет… Не так давно мы с отцом Валерианом Жиряковым поехали туда. И не нашёл я ни фундамента того дома, ни школы… И храма того не нашёл, в который я ходил молиться…
— Только расстроились?
— Не расстроился… Я привёз оттуда цветов красивых. Помолился: там же в годы войны погибли тысячи и тысячи… И в церкви помолились мы с отцом Валерианом о их упокоении. Всё было хорошо, но лучше, конечно, не приезжать… Я даже на приходы свои прежние никогда не возвращаюсь. Воспоминания — они и горькие бывают…
— Но ведь не убежишь от воспоминаний-то, батюшка, особенно в старости. Всё равно вспоминаются и детство, и юность, и хорошее, и плохое… Причём, плохое меньше вспоминается: мозг человеческий имеет такую особенность…
— Да, детское всё кажется хорошим. Хотя и голод был, и холод, но мы, детки, всё пережили спокойно…
«Для большинства людей скорби за грехи посылаются Богом через их домашних». Я в этом убедился. Но когда позвонила дочь, я не стал с ней разговаривать, а вы сказали: «Надо бы поговорить, Саша…» Тут я совсем запутался: вы же не благословили с ней общаться…
— Господь велит вопрошающему отвечать. А раз она вопрошала, значит, хотела что-то у отца узнать, — или, может быть, благословение от тебя получить — самой или на детей…
— Душа болит о ней, батюшка…
— Обо всех должна болеть.
­— При переживании скорбей, болезней, напастей и истощении духовных сил советуется часто причащаться. Вы знаете, батюшка, у меня бывает такой шум в голове, что я становлюсь в церкви безчувственным. И ноги в храм не идут…
— Господь приводит нас в чувство… Сядь, помолись, если стоять не можешь… Почитай молитвы… Пусть у тебя ничего в мыслях не осталось, но как один говорил старец: «Если грязный сосуд часто окунать в воду, то он будет чистый. А чистый сосуд Господь в любое время может наполнить благодатью». Так и ты: главное, омывай себя молитвой, но считай себя недостойным пред Господом, безчувственным, как чурбан. А Господь сам, когда надо, вольёт благодать Свою.
«Не желайте никаких видений, ни снов – это очень опасно; желайте лишь одного откровения: «Господи, дай мне зрети мои прегрешения». А я часто рассказываю вам свои сны – и вы иногда объясняете мне их смысл…
— Есть сны, а есть сновидения — видения во время сна. Помнишь, как Иосиф разгадал фараоновы сновидения?
— Да я Ветхий Завет плохо знаю…
— Сон и сновидения – это большая разница. Помнишь, как некий инок разгадывал братьям сны? Нечистый посылал им сны, а тому монаху внушал, как их следует толковать. И все его предсказания сбывались! И так этот «провидец» уверился в своей всегдашней правоте, что вскоре нечистый его и запнул: показал ему во сне, что все христиане во главе с апостолами идут во ад, а иудеи — в рай. Ну, тот и поверил, потому что до сих пор никогда не ошибался. Поверил, принял иудейство, обрезание… Потом его черви живым съели. Вот как пагубно верить снам.
­— Но разные ведь сны бывают… Бывают и от Бога…
­— От Бога – сновидения. Поэтому будем надеяться на Господа: надеющийся на Господа, как гора Сион не подвижется вовек. Надо – Господь сам откроет.
«Чтобы ваши мысли всегда были чисты, выберете для себя одну какую-нибудь краткую молитву и повторяйте её. Она будет освящать ваши чувства». Мне очень нравится по чёткам молиться: «Господи помилуй» — почти безпрерывно. Но иногда молитва ни за что не идёт…
— Нет настроя на молитву – это когда согрешил, или что… А нет настроя, так надо принудить себя. «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11. 12). Надо заставить себя. Вот сейчас мы заставили себя и беседуем. А не заставил бы я себя? — «Ну что там за вопросы, к чему на них отвечать?..»
— Конечно, интервью — это работа.
­— Вот! Так и духовная работа над собой должна быть.
«Будем избегать во всём (одежде, пище, мебели и пр.) излишества и не преступать пределы наших нужд, ибо мы должны будем дать отчёт за всё Господу». Я вам привёз из Греции тёплые тапки с помпончиками, как у них принято, а вы их отрезали. Отрезали за ненадобностью? Ведь красиво…
— Мы не привыкли к таким украшениям… Нам надо, чтобы скромность была в одежде… А у греков даже солдаты с такими помпонами в почётном карауле перед парламентом вышагивают. Раз мода такая у них, — что тут же сделаешь? У каждой нации свои порядки, а мы, русские — скромные.
­— Да, много лишнего сейчас у нас, мирян, много лишнего покупаем за ненадобностью.
— Вот я читал: немецкие дамы по два-три платья только имеют в году: одно выходное, одно домашнее, одно для больших праздников… Как и императрица наша святая Александра Фёдоровна: она все приходы-расходы расписывала…
— Она же немкой была…
— Нам нужна скромность, скромность и скромность. Скромность никого не портит. И в обстановке, и в одежде. А приходишь к епископу, – а там мягкие кресла, всё точёное-золочёное… Может быть, это и хорошо: у него же всякие бывают люди, и президенты даже… Но мы знаем, что у святителя Филарета Московского очень скромная была келья.
— А я владыку Иоанна (Снычёва) вспоминаю… Его кельюшка настолько скромная была, кроватушка чуть ли не солдатская, шкаф с книжками…
— Вот! А мне митрополит Григорий (Чуков) вспомнился. Какая была скромность у него! А нас, студентов, он как родной отец принимал. Ну, кто сейчас будет так же нянчиться с нами?
— А вот вы нянчитесь, батюшка!
­— Я уже старый. Что я могу ещё сказать? Бог да благословит и помилует всех. Аминь.
— Дорогой батюшка! 25 ноября вам исполняется 82 годика – возраст немалый. А вы не бережёте себя и по четыре службы служите в праздники. Ведь вам тяжело, я знаю, но теперь отговаривать вас перестал: для вас службы Господа ради — как дыхание.
— …и дыхание, и праздник!..
— Ваши духовные чада молятся о вашем здравии, и редакция молится, и я грешный каждое утро, как вы учили, посылаю в вашу сторону крестное знамение. И не могу представить своей жизни без вас. Вы уж, пожалуйста, проживите столько, сколько мы договорились. А сколько – я читателям не скажу. Многая и благая вам лета, дорогой батюшка, батюшка дорогой!

              СТАРЕЦ
Этот старец – лишь с виду суровый…
Окаянной блуднице со стажем
И простое, и доброе слово
Тихо-тихо, но всё-таки скажет.
Он – душа еле теплится в теле –
Пожалеет всех дочек России:
- Не суди их, которых раздели,
- Не пеняй им, которых растлили…

И, услышав смиренное слово,
Покаянно блудница заплачет:
О таких, как она, безтолковых,
Старец думает – молится, значит.
И прощает. И просит у Бога
Им прощенья – пропащим, заблудшим…

Старец добрый. Лишь с виду он строгий.
Рядом с ним даже грешнице лучше.
Татьяна Шорохова, СПб