ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 Гони, старик, свою лошадку! Былинки

«КОНЬ ЛЕТЕЛ, НЕСЯ СВОБОДЫ ТРЕПЕТ…»
Обнимаются лошади неуклюже.
Обниматься им неудобно, безруко.
Лошади знают, что такое дружба.
Они понимают, что такое разлука.
Римма Казакова +2008(,№3,70)

До конца дней я останусь городским жителем, поэтому и на природу, на животных гляжу совсем по-другому, не сельским практичным взглядом. Правда, теперь и в городе с лихвой можно насмотреться, как люди обращаются с животными. До сих пор стоит в памяти невзоровский эпизод, как брошенная за ненадобностью лошадка со сломанной ногой больно прыгала по питерским улицам. И так понятно, куда она «доскакала»…
Или концовка рассказа Чехова «Тоска»: «…В одном из углов поднимается молодой извозчик, сонно крякает и тянется к ведру с водой.
— Пить захотел? — спрашивает Иона.
— Стало быть, пить!
— Так… На здоровье… А у меня, брат, сын помер… Слыхал? На этой неделе в больнице… История!
Иона смотрит, какой эффект произвели его слова, но не видит ничего. Молодой укрылся с головой и уже спит. Старик вздыхает и чешется… Как молодому хотелось пить, так ему хочется говорить. Скоро будет неделя, как умер сын, а он ещё путём не говорил ни с кем…
Нужно поговорить с толком, с расстановкой… Надо рассказать, как заболел сын, как он мучился, что говорил перед смертью, как умер… Нужно описать похороны и поездку в больницу за одеждой покойника. В деревне осталась дочка Анисья… И про неё нужно поговорить… Да мало ли о чём он может теперь поговорить? Слушатель должен охать, вздыхать, причитывать… А с бабами говорить ещё лучше. Те хоть и дуры, но ревут от двух слов.
«Пойти лошадь поглядеть,— думает Иона. — Спать всегда успеешь… Небось, выспишься…»
Он одевается и идёт в конюшню, где стоит его лошадь. Думает он об овсе, сене, о погоде… Про сына, когда один, думать он не может… Поговорить с кем-нибудь о нём можно, но самому думать и рисовать себе его образ невыносимо жутко…
— Жуёшь? — спрашивает Иона свою лошадь, видя её блестящие глаза. — Ну, жуй, жуй… Коли на овёс не выездили, сено есть будем… Да… Стар уж стал я ездить… Сыну бы ездить, а не мне… То настоящий извозчик был… Жить бы только…
Иона молчит некоторое время и продолжает:
— Так-то, брат кобылочка… Нету Кузьмы Ионыча… Приказал долго жить… Взял и помер зря… Таперя, скажем, у тебя жеребёночек, и ты этому жеребёночку родная мать… И вдруг, скажем, этот самый жеребёночек приказал долго жить… Ведь жалко?
Лошадёнка жуёт, слушает и дышит на руки своего хозяина…
Иона увлекается и рассказывает ей всё…»

«Человек, сколько помнит себя, всегда присматривался к этому животному: лошадь и бежит быстро, и сильнее его. Всё время прикидывал, как бы это сесть ей на спину и её ноги использовать вместо своих. Сесть-то можно, но за что держаться? И человек придумал ошейник – как у собаки. А как повернуть лошадь? И тогда он придумал уздечку. Позже ему захотелось и зацепить что-то за лошадь. И тогда он придумал уздечку. И опять же – за что? «За шею», - сообразил человек и смастерил хомут. А к нему прибавил гужи, дугу, седло, чересседельник, постромки, вожжи и другую упряжь. На спину шлеи набросил, даже под животом подпоясал подпругой бедное животное.
Но ведь и этого ему мало: человек придумал на лошадь кнут – удобный, чтоб аж прилипал к коже. Он связал ей ноги пеньковыми или железными путами – видели, как нелепо, взмахивая головой и напрягаясь всем телом, подпрыгивают стреноженные лошади, пробуя перейти к свежей траве? А видели ли вы, как гонят табун стреноженных лошадей? Ничего, кроме жалости. это передвижение не вызывает… Даже забываешь, что лошадь в движении – грациозное животное.
А что значат одни только шпоры! Длинные, острые – с колючками аждо двадцати сантиметров. Представляете, какую боль чувствует лошадь, когда всадник саданёт под брюхо этими шпорами. Побежишь, куда захочет, побежишь.
А ещё есть и удила. Железные грызла, с большими шипами на них. Я никогда не поверю, что можно равнодушно дёргать за повод, зная, что такие удила разрывают до крови рот. Да и обычные удила видятся мне с детства только в зеленовато-белой пене, которая клочьями падает из лошадиного рта на землю. Я всегда с чувством неловкости и стыда смотрел на человека, не способного посочувствовать взнузданной лошади, а потом понял причину: ведь сам человек никогда не был зануздан…
Мы так мучим лошадь! Родное нам животное, у которого даже от одного произнесённого повышенным голосом слова учащается пульс. Но лошадь, кажется великодушно прощает нам все наши издевательства». Эссе Янки Сипакова «Лошади», Беларусь.

Я не хочу говорить о значении лошади в истории человечества.  Почитаем-ка лучше стихи о значении человека в короткой жизни этого изумительного животного. Итак,

           НА ДНЕ
Лошадь, что бредёт глубокой штольней, -
Чёрное пред ней открыто дно…
Нет на свете чище и просторней
Неба, что ей видеть не дано!

В сумерках неощутимых серых
чувствуя непреходящий зуд,
ничего не ведает о сферах,
что, по мненью гностиков, поют!

Не прибита сложным мирозданьем,
подошла к невидимой черте,
отвечает невесёлым ржаньем
угольной горчащей пустоте.

Жизнь её уже прошла без света,
без событий, без часов, без дат…
Как её ведать, что в пространстве где-то
ангелы, наверное, летят?
Евгений Винокуров †1993

             КОНИ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ
Мосластые кони великой войны, сегодня иду я по вашему следу. Четырежды кожа сошла со спины, пока довезли вы до Эльбы Победу. Под залпы орудий, укрытых в логу, одним лошадиным терпеньем ведомы, тянули беду вы – по брюхо в снегу – всё дальше и дальше от отчего дома. – Живее, лядящие, гром вас срази! – кричал, распаляясь, содат-непоседа. До самых сту’пиц утопала в грязи на долгих шляхах колесница Победы. Событья былого по дням перебрав, я слышу скрипящие ночью обозы. Сердитые крики из мглы переправ, и клёкот зениток, и гул бомбовозов. Качается рваный понтон на волне. Ракета погасла в последнем дрожанье. И, словно проклятье, звучит в тишине армейских коней безотзывное ржанье. И только средь гиблой и злой тишины доносятся снова колёсные скрипы да ваши тревожные – тяжкие хрипы, мосластые кони великой войны. Виктор Кочетков †1997 №2,172

         КОНЬ
На бегах рысак сошёл с дорожки,
Заскакал, шальной, и так и сяк.
И едва не опрокинул дрожки
По газонам мчащийся рысак.
Видно, черезчур поводья туго
Натянул наездник призовой,
И рысак от боли, от испуга
Захрапел, задёргал головой.
На дыбы поднялся, сделал свечку,
На мгновенье в воздухе застыл,
Рухнул в пыль и, разорвав уздечку,
Ржаньем вызвал слёзы у кобыл.
Тут его бы плёткой огорошить,
В шоры взять, чтоб слушал ездока;
Впрочем, что ж, рысак – он тоже лошадь,
Надо пожалеть и рысака.
Александр Коваленков †1971 (№4,101)

        ХОЗЯИН
Человек на наказанье падок,
Ладно, словом, руки-то длинны!
Жалко мне заезженных лошадок,
Этих осуждённых без вины.

Видел я, и раною осталось,
И кровавит явью и во сне:
Из последней мочи надрываясь,
Лошадёнка падает на снег.

И колхозник – не своя скотина,
Чем уж только, осердчав, не бил!
Подымал кнутом и хлобыстиной,
Был бы лом – его б употребил.

Сколько лет – а всё не заживает!
Ни забыть, ни помнить не могу:
Кроткая батрачка мировая
Бьётся от ударов на снегу.
Иеромонах Роман(Матюшин)

          ВОСПОМИНАНИЕ О КОНЕ
Конь был слепой, а я не знал, ярился на него, когда шарахался он вдруг от храпа своего. Конь был слепой. А я считал, что он лентяй и жох. Кормил внатруску и мечтал, чтоб он скорей издох. Но выжил он и выжил я, - жизнь пощадила нас. И то, что был калека он, я вижу лишь сейчас. И всё казнюсь, и всё твержу, как встретимся во сне: - Пойми!..Ведь я не знал. Пойми!.. – но он не верит мне. Леонид Завальнюк, (№4,76)

           ЦИРК
Не могу смотреть, как на арене,
Пыль бичом стреляющим гоня,
Дрессировщик ставит на колени
Нервого и нежного коня…
Как он, бедный, пятится и скачет,
Подавляя собственный позор,
Как он от толпы стыдливо прячет
Свой блестящий оскорблённый взор!..
Лишь однажды в цирке – впрямь как в песне –
Конь порвал тугие удила,
И при всех фасонистый наездник
Выскочил, как пуля, из седла.
Ахнул цирк. А конь стрелою – к двери.
Сквозь контроль – в шумиху площадей,
Где текла, глазам своим не веря,
Жизнь, отвыкшая от лошадей.
Золотой попоною покрытый,
Рассыпая ржанья звонкий альт,
Конь летел, и жадные копыта
Целовали городской асфальт.
Конь летел, неся свободы трепет,
С гордою, как вымпел головой.
И сквозь камни проступали степи,
Пахнущие скифскою травой.
Игорь Кобзев †1986

ДАЙТЕ ЛОШАДИ ОТДОХНУТЬ
Словно выброшенная калоша,
У обочины в лопухах,
За века отсыпается лошадь,
Заживают рубцы на боках.
Отсыпается лошадь, уныла,
Оводами источена грудь.
Всю Россию, всю землю кормила.
Дайте лошади отдохнуть!
Мимо, рёвом шоссе сотрясая,
Едким дымом под небом клубя,
Над простором родимого края
Днём и ночью машины гудят.
Всё вперёд они рвутся, всё выше,
Неизведан загаданный путь.
Заглушите моторы! Потише!
Дайте лошади отдохнуть.
Только ей непривычно в покое.
Даже если засветит звезда,
Снится вновь безконечное поле
И чернее грачей борозда.
Неподъёмную взваливай ношу,
Жизнь идёт, продолжается путь…
За века отсыпается лошадь.
Дайте лошади отдохнуть.
Сергей Галкин, (№2,стр.170)

ЖЕРЕБЁНОК
Тяжёлый воз жеребая кобыла
Со стоном дотянула до села,
А ночью животину зазнобило –
Пегуха жеребёнка родила.

Немного сосунку тому досталось
Скупого материнского тепла,
А он к утру, уже окрепнув малость,
Играет за околицей села.

Копытцами подкидывая землю,
Резвится на просторе – чудеса!
Ему луга малиновые внемлют
И светлые кивают небеса.

Растёт он, час от часу хорошея,
Спешит он к родникам земли припасть
И прежде, чем принять хомут на шею,
Натешиться и нагуляться всласть.
Иван Стремяков, СПб (№5,25)

         НО ВЫНЕСЕН СУРОВЫЙ ПРИГОВОР
Ракета, атмосферу прорывая, уйдёт туда, где теплится звезда… А ты, о лошадь, ты, душа живая, в наш сложный век исчезнешь без следа. Ты шла, влача громозкость катафалка, ты в бой летела, яростно трубя, ты ковыляла пахотой. Мне жалко, печальное животное, тебя. Ты на дыбы не встанешь средь базара перед цыганом, глаз скосив со зла, губой не тронешь мёртвого гусара, в траву густую павшего с седла… Наделена и жалостью и злобой, была ты и надменна и кротка, тряслась под коронованной особой и под тщедушным телом бедняка. Но пробил час, и ты уходишь, лошадь, назад куда-то,в средние века. А я б хотел вожжами огорошить с ямщицкою тоской коренника! Ещё ты попадаешься покуда. Поёсываясь хмуро о забор, копыта врозь, стоит смешное чудо, но вынесен суровый приговор. Евгений Винокуров, (№4,115)

              СКАЗКА
Толпа раскололась на множество группок.
И, заглушая трамвайный вой,
Три битюга в раскормленных крупах –
Колоколами по мостовой!

«Форды», «паккарды», «испано-сюизы»,
«Опель-олимпии», «шевроле» -
Фары таращат в бензинщине сизой:
Что, мол, такое бежит по земле?

А мы глядим, точно тронуты лаской,
Точно доверяясь мгновенным снам:
Это промчалась русская сказка,
Древнее детство вернувшая нам.
Илья Сельвинский, (№3,69)

РЫЖИЙ КОНЬ НА СКОШЕННОМ ЛУГУ
Не приказа ради, не в услугу,
А своею волей, как хотел,
Рыжий конь по скошенному лугу
Без узды и всадника летел.

Влажный глаз его блестел, как слива,
Как труба, переливался хвост,
И струилась, завиваясь, грива
С безшабашным ветром вперехлёст.

И душа коня была открыта,
И закат был розов, как ранет,
И стучали лёгкие копыта
Деревянным стуком кастаньет.

День иль жизнь готовилась к уходу,
У седого времени в долгу, -
Рыжий конь скакал себе в угоду
На зелёном скошенном лугу.
Михаил Дудин †1993, (№4,25)

ОЧЕНЬ ПРОШУ ВАС, ЛЮДИ, НЕ ОБИЖАЙТЕ ЖИВОТНЫХ: ОНИ ЖЕ, КАК МАЛЫЕ ДЕТИ, ТАК НУЖДАЮТСЯ В НАШЕЙ ЛЮБВИ И ЛАСКЕ…