Повторение пройденного. Былинки
Нет больше той любви,
как если кто положит душу свою за други своя».
Уже мало их, мальчишек
41-го, подправлявших свой год рождения, чтобы на фронт
пустили. Уже нет их отцов, сполна отдавших себя Отечеству.
Все малочисленней стайки ветеранов в День Победы. Времена
меняются, страна изменилась, «ценности» … лишь память,
Светлая Память о днях Их Славы, Их юности да скупые слезы по
невозвратимому ушли в Историю. В историю жизни, страны,
Чести, свободы нашей.
Память. Это неистравимое чувство сопереживания тех грозных
лет, полных высоты духа – все мелкое, как шелуха, отпало, в
чистоте сияет Их Подвиг. Но не о подвигах они тогда мыслили
– о близких, о земле своей поруганной сапогом вражеским, о
вере в справедливое. Духом они вознеслись тогда, в долге
своем пред Отечеством. С Честью!
А ведь и страшно было, как
всем смертным, но не убоялись, превозмогли, трудом воинским
перетерли все, перетерпели, наши Победители. И донесли нам
со свободой и примером стойкости своей – Память. Как надо.
Не было сомнения в них! Наш же долг эту Память живой
сохранить – не Им, не Им, но нам. Чтоб честь предметней
была, чтоб без колебаний знали, как поступить, если, не дай
Бог!
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
О, времена самозабвенья,
О, дух неведенья и тьмы…
Победе, равной
пораженью,
Как дети, радуемся мы.
А я ведь помню, как
когда-то
Старухи плакали навзрыд,
Свой вспоминая 45-й…
Не дай нам Бог таких
обид.
Всё то же головокруженье
У генералов и юнцов…
В победах, равных
пораженью
Не позабыть бы кровь
отцов.
Михаил Аникин, СПб
Победа – это в первую
очередь победа над собой, слабостью своей внутренней,
человеческой. А превозмогшему себя – враг не страшен.
И не надо Им ничего уже, кроме памяти о тех, вечно молодых,
положивших душу и жизнь свою за Отечество, за нас. Ибо
безпамятство – страшно. Увянут чувства, станем
безразлично-тепленькими, корой душа покроется, - быть беде.
Повторится. Чтоб в горниле переплавку души пройти, ржа чтоб
отпала. Не дай Бог!
Когда-нибудь, я знаю,
это будет, и руки у кого-нибудь дойдут, и выстроят такое
зданье люди, не выстоят, верней, а возведут. В нем будет
все: все имена Героев и полной Славы кавалеры все сойдут на
мрамор, золотые, строем, в непозабытой воинской красе. Там
будут сотни, тысячи портретов! Комдивы Севастополя, Дуги,
над картою, с биноклем, у лафетов, папахи, полушубки,
сапоги… Пусть этот блеск червонится парадом, но правды не
убавит этот блеск: там Сталинград зовется Сталинградом,
герои там и Тула, и Смоленск. Пусть, кто войдет, почувствует
зависимость! От Родины, от русского всего. Там посредине –
наш генералиссимус и маршалы великие его. Советские
Ермоловы, Тучковы – никто там не останется в тени. В
молчании спокойны и суровы, к потомству будут вопрошать они.
Феликс Чуев
†1999.
День Победы – День Чести нашей. И ведь ощущаем его не
столько в поверженном враге, сколько в духовном единстве
живых и павших – вечно живых в памяти нашей.
Познали цену истинную. Познали ценности истинные. Уповая на
Веру, все от себя отдав. Нет им сраму.
Вечная Слава и Честь!
С Днем Победы, светлым и радостным первым днем Мира!
Сердечная благодарность Вам от нас, потомков.
В.Н.
9 мая
XXI
века
БАЛЛАДА О ТРЕХ ПРОЦЕНТАХ
Жил на свете бухгалтер
Леснихин от державных забот вдалеке, в старом доме, на
улочке тихой, в незаметном своем городке. Был он робок, со
всеми приветлив, был не молод – виски с сединой, и под
именем ставил в анкете: год рождения – двадцать второй. Жил
он просто: вставал спозаранку, ровно в восемь – в конторе не
гость – он с коротенькой орденской планкой пиджачишко свой
вешал на гвоздь. В нарукавники синего цвета он привычно
влезал всякий раз, и высчитывал точно проценты, и сводил
аккуратно баланс… Но однажды с рябой киноленты, полыхающей с
белой стены, он услышал о страшных процентах – трех
процентах, пришедших с войны. А с экрана – наотмашь по
нервам – голос все уточнял, как живой: «Год рождения –
двадцать первый, год рождения – двадцать второй. Год
рожденья…» То цепко, то зыбко цифра билась, впивалась в
висок: «Три процента? Нет-нет, здесь ошибка…» (Он ведь знал
в арифметике толк.) Одиноко над стареньким фото – тридцать
три позабытых лица, - вновь и вновь вспоминая кого-то, он
всю ночь просидел до конца. Ваня, Миша и Лева Коврыжин –
весь десятый… Но билось в виске – если я в этом крошеве
выжил, значит, вы… Неужели вы все?.. Он не верил: здесь явно
ошибка. Он исправит, найдет ее сам. Он звонил и расспрашивал
хрипло, слал запросы по всем адресам. Но безжалостно,
непоправимо приходил за ответом ответ: Миша Волков – у
Старого Крыма, под Моздоком – Иван Пересвет, Лев Коврыжин –
20 марта, за Дунаем, к исходу войны… Ничего не исправил
бухгалтер, лишь добавил себе седины…
В городке, неприметном и
тихом, с полинявшей на солнце листвой, проживает бухгалтер
Леснихин. Вы, возможно, встречали его. Он живет в двух
кварталах от центра, в старом доме над сонной рекой. Он из
тех, он из тех трех процентов: год рождения – двадцать
второй. Александр
Ковалев.
Маршал Советского Союза
Георгий Константинович Жуков в своей книге «Воспоминания и
размышления» писал: «Я убежден – время не имеет власти над
величием всего, что мы пережили в войну. Человек, переживший
однажды большие испытания и победивший, будет всю жизнь
потом черпать силы в этой Победе. Оглядываясь назад, мы
всегда будем помнить тех, кто не щадил себя для победы над
врагом нашей Родины».
Когда это будет, не знаю,
В краю белоногих берез
Победу девятого мая
Отпразднуют люди без
слез.
Поднимут старинные марши
Армейские трубы страны,
И выедет к армии маршал,
Не видевший этой войны.
И мне не додуматься даже,
Какой там ударит салют,
Какие там сказки
расскажут
И песни какие споют.
Но мы-то доподлинно
знаем:
Нам знать довелось на
роду,
Что было девятого мая
С утра в сорок пятом
году.
Сергей Орлов †1977
Вот мы и дожили до времени,
танкист и поэт Орлов с обожженным кипящей броней лицом,
когда лишь горсточка ветеранов топчется на почетной трибуне
у мавзолея. Конечно, будет и парад, и знаменитые марши
заставят колыхаться воздух, и цветы, и армейские сто грамм,
и все по программе… Только исчезнет, испарится та взрывающая
легкие радость, которую ощутили вы, победители, в том
далеком мае сорок пятого, когда смерть осталась позади, а
впереди – наисчастливейшая, несмотря на ранения, и
долгая-долгая жизнь…
Разве мог кто-нибудь из вас
представить, что так и останутся в лесах и на обочинах дорог
таблички над могилами друзей, где вы огрызком химического
карандаша выводили имена погибших – чтобы потом знали, кого
кладут в братскую могилу? Целые дивизии остались там, где
сражались и полегли в окопах. И только недоумки-мальчишки
будут играть в футбол вашими черепами, да «черные следопыты»
разбрасывать вокруг ваши кости за ненадобностью в поисках
оружия на продажу. Вы не заслужили даже братской могилы,
хотя у кремлевской стены власти поставили памятник
Неизвестному Солдату. Один – миллионам погибших за Родину и
брошенных догнивать там, где их застала смерть.
Простите, отцы и деды!
Простите нас за безпамятство и отсутствие воли, чтобы
захоронить вас с честью! Теперь мы знаем, что у большинства
из вас даже «капсулы смерти» не было, а у кого была – давно
истлела бумажка в пластмассовом стаканчике. Только поэтому в
СССР стало непостижимо огромное число вас – «без вести
пропавших», а вдовы и матери не дождались не только весточки
от сына, но даже крохотной пенсии за утрату кормильца.
Недолго побыли они на войне. Их подвиг в одном умещается
дне. На тихой реке у песчаных плесо’в врага задержали на
восемь часов. Зарыли их в ста от окопа шагах. Дубок в
изголовье. Березка в ногах. Живые клялись возвратиться сюда,
когда от России отхлынет беда. Но скоро следы их метель
замела. «Пропали без вести», - отписка пришла. В тех
яростных го’дах, в тех днях боевых их нет среди мертвых и
нет средь живых. Их хочет отныне на все времена без вести
пропавшими числить война… Безвестье, закрой свою хищную
пасть, отвага и стойкость не могут пропасть. Их подвиг
солдатский ничем не заместь. Победа – их слава, их вечная
весть. Виктор Кочетков. На всем умеет экономить наше
могучее государство. А теперь еще в освобожденных вами от
фашизма странах начинают выкорчевывать ваши могилы…
Нет звезды на солдатской
могиле.
Даже холмика нет и
креста.
Подожгли. Уничтожили.
Срыли.
Пустота. Пустота.
Пустота.
Их в солдатской цепи
убивали.
Приходилось и в танке
гореть…
Жизнь давно у героев
отняли,
а теперь даже отняли
смерть.
Ах, в сраженьях так не
было страшно.
Разве страшно друзей
вызволять?
На земле вы погибли не
нашей
и чужими убиты опять.
Догорает простая ограда
над могилами наших ребят.
Как случилось, что
совесть и правда
в этом огненном вихре
горят?
Ни имен. Ни былого
погоста.
Только ложь. Только мрак.
Только дым.
Ах, по трупам пройти –
это просто.
Только надо ли это живым?
Их обида все глубже и
глубже.
Кто-то молча пройдет
стороной…
И скорбят их воскресшие
души
о душе, о погибшей,
земной.
Николай Добронравов
Но если мы не знаем ваших
имен, то Господь знает каждого, и каждый из вас получил от
Него по заслугам за отданную молодую жизнь. Но совесть и
неисправимый долг перед вами требует и от нас молиться за
ваши души. Простите, солдаты! Спите с миром. Сегодня ваш
праздник – День Великой Победы.
ПАРАД ПОБЕДЫ
Тот голос хриплый,
окрылённый,
и грозный маршал на коне,
и ты, народ непокорённый,
в весеннем сне являлись
мне.
Июнь был влажным и
зеленым,
и в искрах тёплого дождя
оно казалось измождённым,
лицо безсменного вождя.
Он не смотрел как
триумфатор.
Он с виду старый был
солдат:
полковник, что теперь за
штатом?
«слуга царю, отец
солдатам»? –
о, нет!.. А всё же некий
фатум
таил его усталый взгляд.
Штандарты, алые знамёна,
фронтов неумолимый шаг.
О, как он смотрит
напяжённо
на эту сталь, на этот
прах
чужих полотнищ: древком
долу
как их швыряют от бедра –
как к богоравному
престолу
иль в пасть священного
костра –
к стене Кремля!.. И в
этом жесте,
небрежном, рыцарском – не
месть:
брезгливость, воля,
чувство чести –
Отчизны царственная
честь!
А он спокойного вниманья
исполнен – вместо
торжества.
Недвижный в дождевом
тумане
и на ликующем, экране
приметный, может быть,
едва.
Он не сказал тогда ни
слова –
как и положено тому,
кто глянет ясно и сурово
с небес в зияющую тьму
своей, столь одинокой,
смерти,
своей, уже чужой, страны…
И он мне чудится,
поверьте,
невозвратившимся с войны.
Татьяна Глушкова †2001 |