Знаки припоминания. Былинки
«Слово только оболочка…»
Я даже представить себе не
мог, какая это пытка – писательство. Как это не знал? –
удивляются окружающие. - Всю жизнь в газеты кропаешь, а не
знал? Ты бы уж, брат, не того…
Да нет,
истинную правду говорю: книга и газета – вещи совсем иного
порядка; не выше или ниже, а в душе движения разные
происходят, пространство-время меняется, что ли. Стихи
вообще неизвестно как рождаются. И, странная вещь,
количество написанного вовсе не влияет на память
человеческую:
Мятлев
Остаться можно в памяти
людской
Не циклами стихов и не
томами прозы,
А лишь одной-единственной
строкой:
«Как хороши, как свежи
были розы!»
Яков Хелемский
И там
и там болеешь темой, и будешь болеть, пока на бумагу не
выльешь. Но книга держит сильнее, всего тебя вывернет и не
отпустит даже тогда, когда последняя точка поставлена.
Почему так? Наверное, умные люди и литературоведы знают, да
так сложно объясняют в своих – для своих же написанных
исследованиях, - что бедному писателю после чтения еще хуже
становится.
Сначала в груди возникает
надежда,
неведомый гул посреди
тишины.
Хоть строки
еще существуют отдельно,
они еще только наитьем
слышны.
Есть эхо.
Предчувствие притяженья.
Почти что смертельное
баловство…
И точка.
И не было стихотворенья.
Была лишь попытка.
Желанье его.
Роберт Рождественский
Попробую сказать еще проще.
Ну, ты просто не можешь думать ни о чем другом, кроме
задуманной темы. Нет, ты что-то делаешь на работе
приказанное или в саду деревья окучиваешь, но тебя уже
захватило, и нет в мире силы, способной оторвать тебя от
предтечи мысли. Это вовсе не значит, что, бросив лопату,
побежишь ты не чуя ног к боевому письменному столу и
стремительно запечатлеешь: Я помню чудное мгновенье,
передо мной явились Вы… Только не смейтесь, улыбнуться
можно, а смеяться не стоит: и вы тоже – знаю, знаю!-
испытали это мучительно-приятное состояние творчества.
Мне вот сегодня один поэт прислал подборку стихов. Возьму
что-нибудь наугад:
Ни иконы, ни свечи, ни
исповедь
Не помогут потерянным
выстоять,
Если веры не будет в
душе.
Но обратно возникнут из
холода
И рассып(л)ятся
звонко над городом
Искушений цветное драже.
Согласитесь, красиво -
«искушений цветное драже»? Так и валятся в твои
раскрытые ладошки липкие градинки конфеток-искушений…
Или у другого: Зажжем
лучи Любви Вселенской
В своих мы праведных
сердцах,
Подварим душам своим
вечность,
В земных делах и в
Небесах.
В этом четверостишии
особенно подкупает глагол «подварим» - сразу возникает
множество кухонных или сварочных ассоциаций… Мы улыбаемся, а
поэт ночь не спал, мучился, метафору и рифму искал, и чтобы
хоть какой-нибудь смысл был. И я вовсе не иронизирую – сам
не лучший стихослог – хочу зачем-то доказать, что творчество
любого человека дороже всех благ на земле. А что не выходит
хорошо сплеча – так тем оно и прекрасно: душа-то вовсю
наработалась…
Слово
Слово только оболочка,
Пленка, звук пустой, но в
нем
Бьется розовая точка,
Странным светится огнем,
Бьется жилка, вьется
живчик,
А тебе и дела нет,
Что в сорочке твой
счастливчик
Появляется на свет.
Власть от века есть у
слова,
И, уж если ты поэт,
То тогда пути другого
У тебя на свете нет.
Не описывай заране
Ни сражений, ни любви.
Опасайся предсказаний,
Смерти лучше не зови!
Слово только оболочка,
Пленка жребиев людских,
На тебя любая строчка
Точит нож в стихах своих.
Арсений Тарковский
Прислушаемся к совету
великого кудесника слова. Наша крохотная редакция,
заваленная стихами самодеятельных поэтов, от безысходности
напечатала объявление: «Стихов не принимаем». Что тут
началось! И мы сдались, и каждое утро я начинаю с чтения
стихов. Приходится отвечать и письменно, хотя должности
литсотрудника у нас в помине нет.
Честно
пишу: «Уважаемый Н.! Стихи ваши очень слабые; не
обольщайтесь тем, что вас напечатали в маленькой газетке;
время сейчас такое – безвременное и безграмотность сплошная
даже в редакциях. Во второй книге «Ураскрытого окна.
Былинки» я привожу около 300 стихов приличных поэтов, а
всего в четырех книгах «Былинок» приведены стихотворения
1000 поэтов; может быть, попытаетесь сравнить?.. Не
обижайтесь, стихи – дар Божий, причем, дар очень редкий. А.Р».
Быстро получаю ответ: «Узнаю в вас настоящего питерского
эгоцентриста, поэтому мненьице ваше меня ничуть не удивляет.
Подобные ответики рассылать – положение обязывает (?! –
А.Р.), правда? Неудачник в творчестве (?! – А.Р.) всегда
отторгает талант другого человека, тем более если этот
неудачник сидит в кресле, которое вы, «любезный», и
занимаете. Слава Богу, у меня есть люди, мнение которых мне
дорого. А вас мне просто жаль…» А зачем тогда вы мне
вирши-то прислали, эгоцентрису-неудачнику?..
Тоска по Лермонтову
В строке еще чернила
Просохли не совсем,
А мне перевалило
Уже за двадцать семь
И сердце бьет тревогу –
За возрастом слежу,
И снова на дорогу
Один я выхожу.
Какая это мука,
Когда рука молчит,
Когда звезда ни звука
Звезде не говорит.
Егор Самченко
Я не
поэт и вовсе не обязан рецензировать стихи! Он сам прислал
их мне домой, огромную подборку; и кресло редактора я
занимаю не по назначению сверху, а как редактор народной
просветительской, но, простите, частной газеты, которую
создал… Иногда ведь попадаются и хорошие стихи, редко, но
попадаются. Тут уж хочешь-не хочешь, а напечатаешь. Поэтому
– пишите, дорогие читатели, присылайте толстые и тонкие
бандероли, а если не публикуют, - редактор плохой попался,
«неудачник» - ничего в поэзии не понимает, другому
отправьте. Пробьетесь…
В редакции столицы везут
свои стихи провидцы из провинций, пророки от сохи. Надвинув
глубже кепку, обдернув рукава, торопятся, как в Мекку, как в
храмы Покрова. С безумными глазами, наивны и тихи, ночуют на
вокзалах, обняв свои стихи. Очнувшись на рассвете, робея, не
дыша, идет поэт – к поэту, к душе родной – душа. Редактор и
не взглянет на тяжкие труды. Он, видите ли, занят: стихов
хоть пруд пруди. Но вновь бледнеют лица, глаза огнем горят:
провидцы из провинций поэзию творят.
Лира Абдулина. |