ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 Знаки припоминания. Былинки

«Ты, Господи, слава моя» (Пс.3,4)

Дозвонился до батюшки, и он отчитал меня за последний номер газеты:

- Почему так скучно о Новомучениках Российских на первой странице напечатал?

Ты же присылаешь мне вырезки из разных газет, какие там страдальцы за веру описаны! Больше надо о них писать!

- Отец Иоанн, - отвечаю я, - интервью дал председатель епархиальной Комиссии по канонизации; на мой взгляд, хороший материал получился. Мы же не вправе отсебятину писать, он доктор богословских наук и свое дело знает. Потом, о.протоиерей материал читал и одобрил – так по закону положено. О Новомучениках мы много писали и еще писать будем, но газета должна состоять из разных материалов на разные темы – тогда и людям она по душе придется.

- А зачем о Святейшем Патриархе напечатали? Ему может не понравиться…

- Батюшка, наш Патриарх – человек мудрый, не должен он отрицательно относиться к тому, что рассказал его однокашник по семинарии 82-летний протоиерей Евгений Ефимов, настоятель храма св. блгв. Князя Александра Невского. Вспоминая о своей молодости, он рассказал о дружбе с будущим Патриархом: «Он очень хорошо знал эстонский язык и меня учил. Каждый день я должен был несколько слов по-эстонски запомнить. Он хотел, чтобы мы вместе потом поехали служить в Эстонию. Мы хорошо дружили, он у меня и шафером на свадьбе был. И сейчас друг друга со всеми праздниками поздравляем.

- А правда, что вы в свое время у Патриарха невесту отбили?

- Ну что вы! Господь с вами! Это он у меня пытался отбить девушку. Пошел с ней в кино, а мне не сказал. Но я узнал и за волосы его оттрепал… я на пять лет старше его. А вообще-то нам не до невест было: учебы много, а хлеба – малый кусочек давали. Но моя мама привозила в семинарию круглый хлеб и немого масла. Мы это богатство между рамами держали, холодильников не было. А как поссоримся, бывало, Алексей к хлебу и маслу не притрагивается. Только подойдет, посмотрит и шепчет мне: «Масло уж пожелтело, а хлеб и не разрезать…» А мое дело было хлеб резать и маслом мазать. Ну, я быстро хлеб нарежу и ему масла поболе намажу – он же младше. Но Алексей требовал, чтобы было одинаково, иначе не ел. Хорошо дружили… Я к ним в Таллин не раз приезжал, мама и папа его, тоже священник, как радостно меня принимали…

Семинарию я закончил с правом поступления в Академию вне конкурса. Алексей просил тогда: «Останься, ради Бога!» Я объяснил: «Мама больная, тяжело ей после войны, хлеба нет. Я буду служить на приходе, поддержу ее». И я ушел…»

Вот и весь эпизод шестидесятилетней давности. Не знаю, как вы, а я нашего Первоиерарха еще больше зауважал. Был и он юношей когда-то, и такие вот мелкие подробности его жизни вызывают только светлую улыбку. Любим мы в России делать из людей памятники при жизни, но с истинных подвижников позолота сама слезает. Помню, ректор Санкт-Петербургской Академии, ныне архиепископ Константин (Горянов), на свое пятидесятилетие прилюдно вспомнил, как мама отодрала его за курение, и тех пор он в рот не брал табачище. Полный зал улыбнулся и захлопал в ладоши. Мы печатали об этом в газете. Упал от этого авторитет владыки? Да ничуть. И моя любовь к Святейшему не поколебалась ни на йоту.

†«Людям здравомыслящим надлежит избегать и того, чтобы им льстили, и того, чтобы самим льстить». Прп.Исидор Пелусиот.

   Памятник

Приснилось мне, что я чугунным стал.

Мне двигаться мешает пьедестал.

 

В сознании, как в ящике, подряд

чугунные метафоры лежат.

 

И я слежу за чередою дней

из-под чугунных сдвинутых бровей.

 

Вокруг меня деревья все пусты,

на них еще не выросли листы.

 

У ног моих на корточках с утра

самозабвенно лазит детвора,

 

а вечером, придя под монумент,

толкует о безсмертии студент.

 

Когда взойдет над городом звезда,

однажды ночью ты придешь сюда.

 

Все тот же лоб, все тот же синий взгляд,

все тот же рот, что много лет назад.

 

Как поздний свет из темного окна,

я на тебя гляжу из чугуна.

 

Недаром ведь торжественный металл

мое лицо и руки повторял.

 

Недаром скульптор в статую вложил

все, что я значил и зачем я жил.

 

И я сойду с блестящей высоты

на землю ту, где обитаешь ты.

 

Приближусь прямо к счастью своему,

рукой чугунной тихо обниму.

 

На выпуклые грозные глаза

вдруг набежит чугунная слеза.

 

И ты услышишь в парке под Москвой

чугунный голос, нежный голос мой.

Ярослав Смеляков