Знаки припоминания. Былинки

Легкой жизни я просил у Бога

Вернулось в память, как в детстве я иногда хотел умереть. Поводов для столь трагического события было много: мама не отпустила гулять с друзьями во двор, я получил двойку – и мне запретили смотреть телефизор, клянчил купить велосипед, но не было лишних денег. И вот я ясно представляю: лежу с печальным лицом в красивом гробу, окруженный благоухающими цветами, рядом стоят безутешные родители, и мама безпрестанно повторяет: «Сашенька, сынок, я так жалею, что не купила тебе велосипед «Орленок»!» Плачут девчонки-одноклассницы, прямо заливается слезами Машка из параллельного класса, которая отвергла мою любовь, а теперь жалеет о безвозвратном. Утирает глаза платочком классный руководитель Людмила Евгеньевна: «Я несправедливо наказала Сашу Ракова, поставив его в угол! Как мы теперь сможем обойтись без нашего любимца?» Плачут, нет, рыдают все. А я лежу себе на белоснежной подушке, слушаю запоздалые причитания и с чувством огромного удовлетворения думаю: «Поняли наконец-то, кого потеряли!» Кто там шепчет с упорством безумца? «Вот умрет, вот умрет моя мать, соберутся глазеть, соберутся – бедный мальчик!.. А мне наплевать». О мечтание детское злое, тусклый отблеск сырого огня! И с чего это, право, такое налетало тогда на меня?..» Юрий Кузнецов.

Но это была не настоящая смерть, это была смерть-сказка, поэтому дальше уже ничего интересного не происходило – к изумлению присутствующих я просыпался, вставал и возвращался в опостылевшую к третьему классу жизнь. Помнишь, как без бухгалтерской сметки тратил ты золотые года, как поверило детство в безсмертье, в синь, которая будет всегда? Или это природа обманом отвести захотела от дум, чтоб до срока печальным туманом не смутился младенческий ум? Николай Дмитриев. Но однажды в нашей школе по-настоящему умерла девочка. Нас провели попрощаться с ней в спортивный зал школы. Как изменилось ее лицо! Как страшно было смотреть на нее мертвую! Наверное, педагоги не подумали, насколько леденяща для ребенка первая встреча с настоящей смертью. Я заплакал, но не от горя – от ужаса, что и меня вот так положат в красивый гроб и я больше ничего-ничего не узнаю.

В РИТУАЛЬНОМ ЗАЛЕ

На черной двери зеленеют скобы,

За черной дверью мокрые сугробы,

Над серой крышей небо, как известка,

Но и его видна одна полоска.

Здесь холоднее, чем за дверью черной,

Здесь застывает капля на тюльпане,

Здесь холодно играют на органе,

Здесь скорбно от покорности упорной.

Здесь девочка лежит в гробу живая,

Раскинув косы по подушке белой,

Безжизненной улыбкой согревая,

Все, что согреть живою не успела.

К безсмертью из-под старых сводов зала

Она уходит, как письмо в конверте,

Письмо, в котором только лишь начало,

Письмо, в котором ни строки о смерти.

 Владимир Кожемякин

 Впрочем, в круговерти переполненной открытиями детской жезни я очень быстро забыл о пережитом в зале – детство не верит во всамделишную смерть. И вспомнил только теперь, когда мне вдруг захотелось умереть.

О Господи! Как мне не хочется жить!

Всю жизнь о неправедной каре тужить.

Я в мир себя нес – Ты ведь знаешь какой!

А нынче остался с одною тоской.

С тоскою, которая памяти гнет,

Которая спать по ночам не дает.

Тоска бы исчезла, тогда б я сумел

Спокойно принять небогатый удел,

Решить, что мечты – это призрак и дым,

И думать о том, чтобы выжить любым

Я стал бы спокойней, я стал бы бедней,

И помнить не стал бы наполненных дней.

Но что тогда помнить мне, что мне любить,

Не жизнь ли саму я обязан забыть?

Нет! Лучше не надо, свирепствуй! Пускай! –

Остаток от роскоши, память-тоска.

Мути меня горечью, бей и кружись,

Чтоб я не наладил спокойную жизнь.

Чтоб все я вернул, что теперь позади,

А если не выйдет, - вконец изведи.

Наум Коржавин

 Нет-нет, никаких мыслей о самоубийстве; пришло вдруг осознание того, что ничего нового жизнь уже не даст, а грядущая старость несет лишь болезни и немощи. Я даже попросил своего восьмидесятилетнего старца о.Иоанна Миронова: «Батюшка, заберите меня с собой». «Сашенька, да я ведь еще хочу пожить, на солнышко поглядеть, на травку, на цветочки, с людьми наговориться. Ты-то мне сколько лет еще обещал?» – ласково спросил он. «От девяноста и больше», - соврал я только потому, что не представлял себе ни минуты существования без батюшки. «Ладно, когда буду там, попрошу Бога тебя прибрать», - пообещал духовник. И добавил: «Это тебя бес крутит, наводит уныние, мстит и за газетки твои, и за молитву непрестанную». О.Иоанн показал на четки в моей руке. «Помолюсь, помолюсь», - добавил он, хотя я и просить не просил.

Легкой жизни я просил у Бога:

Посмотри, как мрачно все кругом.

Бог ответил: подожди немного,

Ты Меня попросишь о другом.

Вот уже кончается дорога,

С каждым годом тоньше жизни нить…

Легкой жизни я просил у Бога,

Легкой смерти надо бы просить…

Неизвестный автор

 И вправду, по молитвам батюшки через день-два возникло желание жить дальше, а потом и работать. Умирать как-то расхотелось.

О как мне хочется жить! Даже малым мышонком жил бы я век и слезами кропил свою норку, и разрывал на груди от восторга свою рубашонку, и осторожно жевал прошлогоднюю корку. О как мне хочется жить, даже мелкой букашкой! Может, забытое солнце букашкой зовется? Нет у букашки рубашки, душа нараспашку, солнце горит, и букашка садится на солнце. Пусть не букашкою буду – роди меня мошкой! Как бы мне мошкою вольно в просторе леталось! Дай погулять мне по свету ещё хоть немножко, дай погулять мне по свету хоть самую малость. Пусть и не мошкою даже, а блошкою, тлёю. Белого света хочу я чуть слышно касаться, чтоб никогда не расстаться с родимой землёю, с домом родимым моим никогда не расстаться… Вениамин Блаженных