Никола
Милостивый (издание 2-е)
«Согреяние сущих во
мразех»
В 1922 году мне пришлось
проповедовать в одном из храмов за Таганкой, недалеко от
Рогожского кладбища. Говорил о св. Николае Чудотворце и
о том, сколько им совершено чудес и какой он
скоропослушник.
После службы ко мне
подходит хорошо одетый человек лет сорока пяти,
представляется как бывший владелец магазина готовых
костюмов на Петровке П-кий и просит зайти к нему
напиться настоящего кофе, который у него сохранился еще
с довоенного времени, причем объясняет, что моя
проповедь его растрогала и он хочет поделиться со мной
двумя случаями, которые произошли с ним и из коих можно
видеть, как помогает святой Николай Чудотворец.
Я согласился. П-кий с
женой жили недалеко от храма. Они были бездетными; по
обстановке и вещам было видно, что прежде они имели
хорошие средства.
Вот что рассказал мне
гостеприимный хозяин: «Отец мой жил в небольшом уездном
городке Воронежской губернии. Занимался мелкой
торговлей, скупая по деревням пеньку, лен, кожи и т. п.
Жили мы бедно; у отца была большая семья.
Однажды в декабре, когда
мне исполнилось десять лет, отец решил взять меня с
собой, направляясь в селения, расположенные верстах в
двадцати пяти от города, для скупки товара. У нас была
старая лошадь и очень легкие санки. Стоял прекрасный
зимний день. Солнце уже пригревало, дорога была хорошая,
и мы не заметили, как отъехали от города более чем на
десять верст. Местность там степная, и нам не попалось
по дороге ни одного селения.
Вдруг ветер переменился,
набежали тучи и пошел дождь. Дорога почернела. Скоро вся
наша одежда намокла, и вода стала затекать нам под
воротники. Также внезапно ветер перешел на северный,
ударил мороз и кругом загудела метель. Буран в той
местности — очень опасная вещь, и мой отец,
обезпокоившись, стал погонять лошадь, которая с трудом
передвигалась по занесенной снегом дороге. Буран
усиливался. Намокшая одежда заледенела, и мы стали
страдать от холодного ветра, проникавшего через одежду
до самого тела. Лошадь замедлила свой ход и, наконец,
встала. Внезапно нам стало как-то тепло и приятно, и мы
стали дремать. Наконец я заснул.
Вдруг я увидел вдали
какую-то светящуюся точку, которая быстро приближалась,
увеличиваясь в объеме и постепенно принимая вид светлого
овала, на котором вскоре обозначилось лицо пожилого
человека с короткой бородой и темными волосами, однако
седыми на концах.
Этот человек грозно
посмотрел на меня и сказал: “Вася, разбуди отца”. Я
сделал попытку подняться, чтобы исполнить это, но все
мои члены отказывались мне повиноваться, и я не мог
пошевельнуться. Тогда старец громко закричал: “Василий,
тебе говорят! Разбуди же отца, ведь вы замерзаете!” Я
снова сделал попытку привстать и разбудить отца — но
опять безуспешно. И вдруг я заметил, что моя рука лежит
на руке отца. Тогда я изо всех сил нажал на нее ногтями
через рукавицу.
Отец проснулся, и в этот
момент недалеко от нас тявкнула собака. Тогда он встал,
перекрестился и сказал: “Слава Богу, мы спасены!” Затем
он вышел из саней и пошел на лай, не обращая внимания на
буран.
Скоро мы наткнулись на
плетень. Собака залаяла громче. Идя вдоль плетня, отец
пришел к хате однодворца, жившего здесь на своем
земельном участке. Когда тот вышел на стук, отец
объяснил ему, что мы сбились с пути и начали уже
замерзать.
Уже через пять минут я
оказался в жарко натопленной избе, где меня растерли
теплой водкой и положили, закутав в полушубок, на печь.
Подоспел самовар. Мне дали чаю, и я уснул как убитый. На
другой день мы встали поздно, но совершенно здоровыми и
решили вернуться домой.
Я как-то совершенно
забыл о видении, думая, что это был сон, и никому ничего
не рассказал.
Первого января мать мне
говорит: “Ты, Вася, сегодня именинник. Пойдем к обедне:
ты исповедуешься и причастишься Святых Таин”. Когда
кончилась служба, мать моя задержалась в церкви, не
находя нигде своей поминальницы. Пока она ее искала, я
стал бродить по храму и вдруг, к своему изумлению,
увидел на правом столбе, поддерживающем купол,
изображение того старца, который мне явился, когда мы с
отцом замерзали во время нашей неудачной поездки. Меня
это так поразило, что я не мог оторвать глаз от этого
изображения, написанного прямо на оштукатуренной стене.
Между прочим, художник
изобразил то, чего не может быть: у старца на голове
темные волосы, а концы их седые. Таким привиделся мне
старец, когда я замерзал. Старец был изображен во весь
рост на светлом фоне медальона овальной формы, в
крестчатой фелони,— как я его видел.
Мать стала звать меня
домой. Я же, взволнованный, стал делать ей знаки, чтобы
она подошла ко мне. Затем я рассказал ей о том, что
произошло со мной, когда нас застиг в поле буран.
На мою мать рассказ
произвел сильное впечатление. Она сказала мне: “Это
изображение святого Николая Чудотворца. Он спас жизнь
тебе и отцу”. Она немедленно попросила вызвать из алтаря
священника, которому передала мой рассказ и просила
отслужить благодарственный молебен с акафистом святителю
Николаю.
Святитель Николай спас
мне жизнь и через много-много лет, когда я уже жил в
Москве и имел довольно известное в городе предприятие,
иногда удачно конкурируя с Мендлем. Это было в 1920
году.
Время было голодное.
Приобрести что-либо съестное в деревне можно было только
в обмен на какие-нибудь вещи, ценные предметы, одежду
или обувь. При этом крестьяне все это ценили очень
дешево, а продаваемые припасы — наоборот, очень дорого.
В январе или феврале я,
взяв с собой для обмена отрезы ситца, кое-какую одежду и
тому подобные предметы, поехал по железной дороге в
Тульскую губернию, в хорошо известную мне местность, где
я знал нескольких зажиточных крестьян. Выйдя из вагона
на одной из станций за Тулой, я пришел в соседнюю
деревню, где жил знакомый мне крестьянин. Рассказал ему
о цели, с которой я приехал, и просил одолжить лошадь,
чтобы съездить в одно ближайшее село, где мне в ответ на
мой запрос обещали уступить три мешка картофеля в обмен
на мануфактуру и одежду.
Лошадь мне дали, и на
другой день я поехал в это село. Там я довольно удачно
обменял ситец и пиджачную тройку на картофель и,
отдохнув немного, тронулся в обратный путь. На середине
пути, по которому я следовал, мне нужно было подниматься
в гору. Дорога с двух сторон была обсажена березами, и
мне не было видно, что происходит за деревьями.
Внезапно из-за поворота
показался громадный обоз, везший со станции железной
дороги какие-то товары. Недавно выпал обильный снег, и
дорога была весьма узкая. Желая уступить место обозу, я
повернул лошадь влево и стал пробираться ближе к
березам, как вдруг, не заметив косогора, я почувствовал,
что сани сперва наклонились, а потом сорвались вниз,
увлекая за собой лошадь.
Я очутился в овраге,
наполненном рыхлым снегом, под перевернувшимися санями.
Лошадь лежала на боку, навалившись на оглоблю. Все
попытки лошади подняться не удавались, так как рыхлый
снег был очень глубок, и она не имела возможности твердо
опереться о почву ногами. По этой же причине и мне, хотя
я с трудом и освободил голову из-под саней, не удавалось
скинуть с себя сани и стать на ноги. Ноги мои, не находя
опоры, безпомощно скользили и увязали в снегу, сыпучем,
как песок.
Пока я так барахтался,
ветер переменился на северный, и мороз начал заметно
усиливаться. Мне стало очень холодно, хотя на первых
порах, когда я еще делал попытки встать на ноги, от
приложенных мною усилий даже вспотел. Лошадь покорно
лежала.
Вдруг я почувствовал то
же, что и двадцать пять лет тому назад, когда я с
покойным отцом едва не замерз: дрожь у меня прошла, по
телу разлилась приятная теплота, и под шум раскачиваемых
ветром высоких елей меня начало клонить ко сну. Я снова
принялся делать отчаянные движения, силясь встать на
ноги, но только глубже увязал в снегу. Тогда я поднял
сильный крик. Я кричал так громко, что голос мой был,
наверное, слышен на большом расстоянии. Вскоре над моею
головою, на высоком косогоре, где проходила дорога,
послышался скрип полозьев и раздались голоса проезжающих
людей. Я закричал еще громче.
Скрип полозьев
прекратился, и скоро мне стало слышно, как два человека
с величайшим трудом пробираются ко мне, переговариваясь
друг с другом. Наконец они меня заметили. Подошли,
сочувственно посмотрели, сделали попытку поднять коня,
утоптав снег вокруг саней. Но им ничего не удалось
сделать, и они ушли, крикнув мне: “Нас едет в розвальнях
четыре человека. Все равно мы тебя, милый человек, взять
с собой не можем, а куда вывести коня, не знаем. Мы
нездешние, издалека. Покричи, авось услышат здешние и
пособят тебе. Прощевай!” Затем они удалились.
Ветер усилился, пошел
снег. Скоро вокруг закрутило, зашумело: ветер нес целые
тучи сухого снега. Я понял, что погибаю.
Тогда я вспомнил, как
мне в детстве, когда я был в такой же беде, помог св.
Николай Чудотворец. И, лежа в овраге, заносимый снегом,
я обратился к великому святителю с усердной молитвой о
спасении».
«Помню,— продолжал свой
рассказ П-кий,— что я молился со слезами, по-детски,
складывая как мог свое обращение к св. Николаю:
“Угодничек Божий! Ты спас мне жизнь, когда я ребенком
погибал с отцом, замерзая в степи двадцать пять лет тому
назад. Помилосердствуй и теперь и твоими святыми
молитвами спаси мне жизнь, не дай мне умереть без
покаяния на чужбине. Ты скорый на помощь тем, кто с
верой тебя призывает. Спаси, погибаю!”
Едва я окончил молитву,
как услышал над собой скрип полозьев и людской говор.
Было ясно, что движется большой обоз. Я закричал что
было силы. Скрип полозьев прекратился. Обоз остановился,
и я увидел нескольких крестьян, которые, скатившись с
косогора, шли ко мне, проваливаясь чуть ли не по пояс в
рыхлый снег. Их было четверо или пять человек. Они с
трудом подняли меня и лошадь и, взяв ее под уздцы,
вывели низом на боковую дорогу, по которой я поднялся
снова на большую дорогу.
Через три четверти часа
я был уже у знакомого, одолжившего мне лошадь, который,
видя, что поднялась сильная вьюга и сделалось темно,
начал уже за меня безпокоиться.
Я горячо возблагодарил
Господа Бога и св. Николая Чудотворца за вторичное
спасение моей жизни», — закончил он рассказ, прибавив,
что с этого времени он стал особенно почитать этого
великого угодника Божия.
«Вот,— прибавил П-кий,—
говорят, что чудес не бывает, а я верю, что меня спас
Господь по молитвам св. Николая».
Рассказ его не мог не
произвести на меня глубокого впечатления.
Протоиерей Константин Ровинский
Из
книги «Беседы старого священника» (М., 1995) |