—
Молодой человек! — несмело позвали кого-то. Я стоял на
автобусной остановке и даже головы не повернул: редкие
волосы и седая бородка явно выдавали мой предпенсионный
возраст.
—
Молодой человек! — тихо повторил женский голос, и я
обернулся. Передо мной стояла увядающая женщина лет
сорока, хорошо одетая, еще привлекательная, с глазами, в
которых не было света.
—
Простите, — смущенно проговорила она, — у меня у вам
необычная просьба. Вы не могли бы уделить мне несколько
минут? Может быть, зайдем в ближайшее кафе? Я заплачу, —
закопошилась она в сумочке в поиске кошелька.
Я не
знал, как себя вести: женщины давно не обращали на меня
внимания, да и я, откровенно говоря, больше думал о
работе и будущей книжке. И поэтому находился в некотором
замешательстве: было что-то непристойное в этом уличном
знакомстве. Да и сама женщина чувствовала себя неуютно —
ее лицо покраснело; видимо, она стыдилась своей смелости
первой обратиться к мужчине.
— А что
случилось? Беда какая?
— Я
прошу вас только выслушать меня, только выслушать! —
просила она. — Может быть, вы зайдете в гости, здесь
рядом моя однокомнатная квартирка?
Нет, ее
взволнованный до дрожи голос, ее чувство неловкости
перед незнакомцем, ее нервное поглаживание ладоней,
невезучая пуговица в тонких пальцах, ее жесты — все
говорило о том, что обращение ко мне далось ей непросто.
Жест — продолжение нашей речи,
Уста молчание творят,
Но кисти рук, спина и плечи
Все говорят, все говорят.
Роман
Сеф
—
Понимаете, меня загрызло одиночество, я больше не в
силах выносить его в опостылевших четырех стенах дома!
Ну почему, почему я одна? — плакала она без слез, не
обращая внимания на собравшихся зевак. — Работаю
учителем, там одни женщины, женатый сын живет отдельно —
у него своя жизнь, он занят, занят, занят! А если заедет
на минутку, ткнет коробку конфет — и поминай как звали:
мама, дела! Подруг почти нет, да и те замужем, там своих
проблем хватает. Друзья… Мой друг — телевизор! Я ему все
рассказываю, а он отвечает, хоть и невпопад. Были
ухажеры в молодости, но я все выбирала идеал. Теперь вот
сижу у разбитого корыта…
Почти красива. И умна,
Хотя и не хитра.
Добра. И все-таки — одна.
И все-таки — добра.
Илья
Фоняков, СПб
Она
решилась и подняла на меня глаза.
—
Прошу вас, пойдемте ко мне на чашку чая. На полчаса, не
больше.
Не
знаю, как поступил бы я несколько лет назад, но теперь я
сказал: — Простите, я очень спешу.
Она
понимающе кивнула и медленно пошла прочь по тротуару,
прямо по лужам. Спина ее содрогалась — она плакала,
вынося горе наружу. «А может, все еще наладится? —
успокаивал я себя, глядя на удаляющийся силуэт. И еще
будет она счастлива тем незатейливым женским домашним
счастьем, которым так тяготятся другие? Или ей собаку
завести — все любящая тебя животина рядом будет.
Женщина
постепенно растворялась вдали, пока сгущающаяся грусть
не поглотила ее совсем…
