ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 На милость дня. Былинки

Целомудрие

Тема тут навернулась такая, что женщина-редактор наверняка задумается — пропустить или вычеркнуть от греха подальше. Я, конечно, понимаю ее: вычеркнуть-то оно безопаснее, только я вот уже третью книгу пишу «Былинок» и писал правду, а порой это бывает трудно — легче самому забросить эпизод в бездонную интернетскую корзину, ищи потом ветра в поле.

Но в данном случае тема на редкость деликатная. Смутно помню, что мама лет в пять брала меня с собой в баню. Было много голых теть, парного воздуха и длинных каменных скамеек. Больше всего я боялся, как бы мыло не попало в глаза; становилось больно и я плакал до тех пор, пока мама не вымывала мыло чистой водой.

Став постарше и пойдя в школу, мы, малышня московская, с круглыми глазами слушали 10-12-летнюю шпану из соседских бараков. Я почти ничего не понял, но узнал, что я появился из маминого живота. То, что девчонки не такие, как мы, внешне, с первого взгляда видно, однако различие от этих хилых писклявых созданий вызывало лишь чувство гордости, что ты мальчик и тебя точно не станут дергать за косички.

Но барачная шпана не остановилась на описаниях. И однажды, взяв с каждого по 10 копеек (это на пирожок с повидлом мама дала), они провели нас через пролом в заборе и дали посмотреть в крохотную дырку в окне женского отделения общественной бани. Увиденное так потрясло меня, что вечером я выпалил об увиденном маме. Кажется, мой рассказ смутил ее больше меня.

Тайна пола волнует все поколения, и сколько бы ни говорили «нельзя!», инстинкт все равно заставит подростков задумываться над вопросами, на которые взрослые дают уклончивые ответы. В жизни наступает период, когда то, на что ты не обращал внимания, становится центральной темой. Человек стеснителен от природы, но детская бравада заслоняет стыд; отсюда выдуманные «подвиги» и показное донжуанство. И это при том, что чувство стыда ни на миг не покидает тебя, хотя при сверстниках ты стараешься спрятать его подальше…

Мы жили на улице Куйбышева с бабушкой и сестрой. Наверное, мне было тогда лет 14. Какое-то мальчишеское дело к бабушке — а она мылась в ванне — заставило меня войти. Поверьте, я ничего не хотел смотреть, мне просто не объяснили, что так делать худо. Но бабушка сказала: «Алик, выйди, это нехорошо». Именно с этих слов я стал взрослым.

Красота женского тела всегда вдохновляла художников, скульпторов, поэтов, писателей, и они стремились запечатлеть данную Богом красоту для других. Но премудрый Господь вложил в каждого из нас и чувство целомудрия, когда твоя жена есть единственное самое красивое в мире создание и лучше нее никого нет. Да целомудренный человек сравнениями не занимается. Это дьявол разжигает в нас низменные страсти, впрягает в погоню за наслаждением, потакает порнографии и разврату.

Сколько лет прошло, а мне до сих пор стыдно перед бабушкой. Я и батюшке каялся, но он сказал: «Ты же без умысла зашел? Забудь».

Подглядывать, что и говорить, нехорошо, но кто из нас через это не прошел? Зато хорошо, что и теперь стыдно.

«Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои; потому что это — доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем» (Екк.9,9).

ГРЕХ

В сарае сидели подростки.

Сквозь щели сверкала гроза.

Мерцали во мгле папироски,

высвечивая глаза.

 

И вот в эту сырость и темень

среди дворовых недотеп

на непионерскую тему

зашел просветительский треп.

 

Метался таинственный шепот,

как угли, горели глаза,

и старший, ссылаясь на опыт,

поведал нам чудеса.

 

Хмельные, как будто с горилки,

пошли мы смотреть, обнаглев.

как бабы смывают в парилке

с себя несмываемый грех.

 

Рубашка мгновенно вспотела,

дыханье зашлось в духоте:

впервые я женское тело

увидел во всей наготе.

 

И в облачном белом тумане

под весело бьющей водой

оно выплывало, дурманя

молочной своей чистотой.

 

Две ягоды влажных зрачками

глядели безстрашно на нас,

совсем не таясь перед нами

и таинством все ж становясь.

 

И мылась девчонка под душем,

к чужим замираньям глуха,

и наши незрелые души

спасала собой от греха!

Владимир Дагуров 

Мама рассказывала мне, что в блокаду в одной бане мылись вместе и мужчины, и женщины. Тогда исчез извечный стыд обнаженных тел — смыть бы окопную грязь мужчинам и вьевшуюся в кожу копоть чадящих коптилок. Тогда я еще не все понимал, но что-то до времени скрытое от меня, подростка, не вызывало даже тени ухмылки. «Сынок, и горячая вода, и дрова были на вес золота. Я весила в блокаду 46 килограммов»…

Отмыться — пусть на день, на час, но все же…

Забыть свои смертельные труды,

Снять напряженность с заскорузлой кожи

Живым прикосновением воды.

«А солдатики, истопившие баню, были похожи на живых скелетов — одна кожа да кости. Да и мы были не лучше. Еле уговорили часового пропустить нас». Им выделили лучшие скамейки в уголочке, и не было ни скабрезных шуток, ни даже нескромных взглядов в женскую сторону.

В смущении их лица не зарделись —

В блокаде так… вдвойне как на войне.

И, от мужчин взгляд отводя, разделись,

И в мыльной поместились стороне.

 

На этих женщин погляди сквозь годы —

Цвет глаз и тот поблек и помутнел,

Ведь даже безусловная природа

Отказывалась жить в подобье тел.

 

Вот головы склонили, уронили

Седеющие волосы к воде.

Как будто в плаче, словно хоронили,

Собравшись вместе, молодость — в беде.

 

Плачь, плачь, двадцатилетняя старуха,

Себя увидев обнаженной. Ты —

Навряд ли разглядишь величье духа

В неистребимой жажде чистоты!..

Олег Цакунов, СПб

Повзрослев, я узнал то слово, которое не произнесла мама — целомудрие.