ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 На милость дня. Былинки

Добыть волчат

Из этой трагедии мог бы получиться отличный рассказ, но я пишу «былинки», поэтому события описываю без прикрас, коротко.

Итак, труппа молодых циркачей — 40 человек — приезжает на гастроли в Индию. В цирке 25 животных — 13 собак, 7 кошек, 4 морских льва и медведь Мишка — самое забавное существо на свете. Он и родился в цирке, и ничего, кроме цирковой жизни, не видел. Я не буду описывать, как индийский антрепренер выжимал из артистов все за сущие гроши и как вскоре с кругленькой суммой сбежал в неизвестном направлении — это стало привычным делом.

Страшное случилось ночью — шатер цирка сгорел в считанные минуты. Артисты ночевали в дешевой гостинице и не пострадали, а животные, запертые в своих клетках, сгорели заживо. Только Мишке неведомо как удалось открыть раскалившуюся задвижку и прорваться сквозь огонь. На медведе дымилась шкура, и он с болезненным ревом дул на свои обожженные подушки лап. Мишка был напуган и голоден, сзади еще бушевал огонь. и он направился по ближайшей улочке к людям. Увидев ревущего медведя, жители вызвали полицию. Те разбираться не стали: выстрелами из пистолета ручной медведь был убит наповал.

Сейчас утверждают, что это был поджог, выясняют, почему труппу обвели вокруг пальца. О животных больше никто не вспоминает. А ведь это не первый случай.

В Южной Корее циркачи еле успели выбраться из шапито, а уникальные цирковые лошади погибли. Из Китая не вернулись роскошные белые тигры. А недавно в русском городе Муроме от безкормицы отвезли на скотомогильник жирафа и медведей, а брошенных цирком львов и тигров выхаживал весь город.

Почему, спрашиваю я у власть предержащих, на любого животного есть цена в деньгах, но нет ответственности за сохранение его жизни? Животные приносят цирку баснословные деньги (В Индии — 100 000$ за представление), но дрессировщик ни за что не отвечает? Нужен Закон о защите животных — и срочно! Господь создал животных в помощь человеку, но Он же и сказал: «Блажен человек, иже и скоты милует» (Притч.12,10). Ибо тот, кто жалеет тварей Божиих, любит и человека. «Кто кошек любит, будет жену любить», — не зря говорит народ. А Мишку жалко…

СЛУЧАЙ НА КИНОСЪЕМКАХ

Шли съемки. Сотни телеграмм,

массовки, купля и продажа.

И заказали егерям

добыть волчат для антуража.

Добыть волчат, чтоб, веселясь

секунды три или четыре,

их обласкал угрюмый князь,

затравленный в своей твердыне.

Ушел надежный человек.

И вскоре на слиянье рек

далеких — Немана и Шчары —

орешник просквозили фары.

Он здесь! Зажглись глаза у волка,

негромко хлопнула двустволка.

На иглы легкий зверь упал.

И люди крикнули: «Попал…»

Зияла рана в тощем горле.

И слезы по облезлой морде

текли… Волчицу отогнали.

Где логово — шепнул душок.

Замкнули круг. И побросали

волчат двухмесячных в мешок.

Удачно, быстро съемки шли.

Волчат кормили и ласкали.

И всех заочно разобрали

и по-собачьи нарекли.

Но в реках воды просветлели,

поля тревожно опустели,

текла по листьям желтизна.

И сердобольная шпана

вдруг полюбила поговорку:

«Вовек не стать собакой волку!»

И в пору первых холодов,

когда трясло речную веху,

полусобак, полуволков,

уже привыкших к человеку,

поспешно выпустили в лес.

Наверно, он ласкаться лез

к тому охотнику, который

о съемках ничего не знал…

И долго зимние просторы

звук выстрела одолевал.

Игорь Шкляревский

Было в жизни — я много пил, травился табачищем, играл по мелочам в карты, нецензурными выражался словами, дрался, прогуливал работу, не увлекался футболом, часто ходил по грибы, мирился и ссорился, писал любовные письма стихом и прозой, в клочья разрывал фотографии, с наслаждением играл в настольный теннис, но никогда не охотился. Впрочем, однажды отец в поле дал мне мелкокалиберную винтовку, и я пулял в высоко летящих по осени гусей, но они моего обстрела и не заметили.

Раненые зайцы кричат «ой-ой-ой!», как малые обиженные дети — тонко и жалостливо; не достреливают добычу охотники, а горло перерезают, чтобы дырок в шкуре поменьше и дробинок в мясе. Зайчонок умирает не сразу, он дрожит всем тельцем под беленькой шубкой, постанывает, связанные ноги дергаются слабее и слабее, а на глаза медленно наплывает укоризненная смертная пелена.

ОХОТА

Охота кончается.

Меня затравили.

Борзая висит у меня на бедре.

Закинул я голову так, что рога уперлись

                                                                       в лопатки.

Трублю.

Подрезают мне сухожилья.

В ухо тычут ружейным стволом.

 

Падает на бок, цепляясь рогами за мокрые прутья.

Вижу я тусклое око с какой-то налипшей травинкой.

Черное, окостеневшее яблоко без отражений.

Ноги мне свяжут и шест проденут, вскинут на плечи…

Арсений Тарковский

Да и охотиться люди стали подло, с обманом, без риска для жизни. Это уже не состязание, когда один на один с разбуженным медведем с рогатиной – это уловки всякие: утки искусственные, свистульки подражательные, да время человек для убийства птиц выбирает подлое – время короткой птичьей любви. Кто дал ему такое право – свинцом из двух стволов во влюбленное крохотное птичье седечко?..

Их коротким дуплетом сшибают на лед,

а черноватую рябь полыньи…

Но великое время любви настает –

безоглядной, предсмертной любви.

И над миром, распоротым наискосок

легкой дробью, внезапно возник,

заскользил, задыхаясь, невзрачный чирок

на подсадки тоскующий крик…

 

Дай мне, Господи, силы не смерть обмануть –

мои крылья в воде тяжелы –

дай мне силы, взлетев с полыньи, не взглянуть

на встающие сбоку стволы.

Константин Савельев

Не доверяйте, птицы, людям, скрывайтесь от людей в глуши… Вот мы патроны раздобудем, пойдем полями в камыши. Я только дуло в небо вскину, а с неба, словно серебро, к тебе, в подушки и перину, спешит гусиное перо. Вот я пришел. Захлопнул двери. Я чищу дуло на столе… Ты спишь на птичьем на доверье, на горьком крике о тепле… Алексей Корнеев

Пустеет страна людьми, и живности в лесах куда как меньше: тоннами (если по-охотничьи) зазря перевели дичь люди. Но если б ради прокорма ели — и толковать не о чем, нет, здесь главное азарт — «сильное возбуждение, задор, увлечение», — по Толковому словарю С.И.Ожегова.

Я НИКОГО НА СВЕТЕ НЕ УБИЛ

Так получилось. Даже мышь не тронул.

Ни из рогатки галку и ворону,

Ни петуха на суп не зарубил.

 

Так получилось. Не был на войне

И не успел к охоте пристраститься.

Жив тот солдат в германской стороне,

И живы те медведи, лоси, птицы

Которых я на мушку бы поймал.

Когда судьба решила бы иначе.

Уже и средний возраст миновал,

А счет убитых все еще не начат.

 

Я не толстовец, эта мысль смешна,

Меня стрелять учили, я пехота,

И, надо думать, новая война

Мне даст возможность сесть у пулемета.

Я покажу, что я стрелок, боец,

Прищурю глаз – и песенка допета.

Дуэлей нет… А то бы он, подлец,

От моего не спасся пистолета.

 

Но все же умереть бы, как и жил,

И сознавать, держа в большом секрете

Тот странный факт, что я на этом свете,

Да, никого я так и не убил.

Владимир Солоухин

НА ЛЕСОЗАГОТОВКАХ

В пьяный запах коры были брошены топоры, а над белыми пнями вывороченными корнями все еще продолжал висеть испуганный вскрик: - Медведь!.. Вышел он – широкий, высокий, не боящийся ничего, не в крови – в малиновом соке добродушная морда его. Вышел, словно из русской сказки, словно в цирке – вышел смешить… Щурил он хитромудрые глазки, улыбался он, может быть… Первой пулею удивленный, он осел – без рева, без слов… Три ружья, в сосок наведенные, грянули из шести стволов. Люди бледные, потом омытые, пуля к пуле – в упор почти – все вгоняли в тело убитое, в лапы, сложенные на груди. Лапы с листьями золотыми, наколотыми на когтях… Вечер. Люди в костровом дыме. Миски дышат у них в горстях. А наевшимся – неудобно им, неуютно сидят, молчат, что медведи в общем-то добрые… Да и кто ж во всем виноват…

Леонид Агеев, СПб, ум.1992

Несется зайчишка, прижав уши от страха, по полю прочь от загонщиков — пойди догони! Да разве сравняться косому в быстроте с пулей из пятизарядного охотничьего карабина с оптическим прицелом впридачу? Зайчонка у охотника из перекрестья  и на миллиметр не выходит. Тут другое — не двумя, одним выстрелом уложить, да в голову попасть, чтобы проявить умелость. А дома охотник сноровко вешает шкурку на пяльцы — вот вам и мех на шапку.

Коли доведется, не побрезгайте дотерпеть, как плачут подбитые зайцы — чтобы ружьецо ваше не застоялось без дела. Азарт и лентяя с печи поднимет: «Была бы охота — найдем доброхота». Теперь-то любителей зайчатинки приумножилось, да зайчишка пропал. А уж о медведях и разговора нет. Беда!

СЛУЧАЙ НА ОХОТЕ

Я выстрелил. — И вся земля

Вдруг визг собаки услыхала.

Она ползла ко мне скуля,

И след в траве тянулся алый.

 

Мне от вины своей не скрыться.

Как все случилось — не пойму!..

Из двух стволов я бил волчицу,

А угодил в свою Зурму.

 

Она легонько укусила

Меня за палец… —

Может быть, о чем-то жалуясь, просила

Иль боль хотела поделить.

 

Ах, будь ты проклята, охота,

И этот выстрел наугад!

Я все шептал ей: «Что ты, что ты…» —

Как будто был не виноват.

 

Зурма еще жива была,

Когда я нес ее в песчаник.

А рядом стыли два ствола,

Как стыла жизнь в глазах печальных.

 

Неосторожны мы подчас.

В азарте, в гневе ли, в обиде —

Бьем наугад, друзей не видя.

И боль потом находит нас.

Андрей Дементьев

Насобирал я в книгу случаи убийства животных, совершенных другими, а на душе непокойно что-то, хотя сам я никогда охотником не был. А душу тянет… Ах, вот оно что! Вспомнил! Дети для живности, пожалуй, опасней будут: кого охотник не тронет, мальчишка глазастый непременно заметит и намучает вволю.

Жили мы в Польше, учился я в классе седьмом, а школа наша была бывшим немецким штабом, и вокруг все обустроено по-немецки основательно. Был в саду и безпризорный заброшенный бетонный бассейн со сходящимися ко дну стенками. Я еще дафний там ловил для аквариумных рыбок.

И был у меня приятель, Сашка Дубов, владелец настоящего духового ружья. Кто нас надоумил ранней весной прийти к бассейну с ружьем, теперь и не упомню. Но еще издали слышался на всю округу громкий и в чем-то слаженный лягушачий концерт. Видно было, как надувают они нижнюю часть горла(?), увеличиваются в объеме и поют, радуясь, видимо, после весеннего пробуждения любимому солнышку и страдают от неразделенной любви. Сначала кажется, что квакают все лягушки на один лад, на одной ноте, но есть натуралисты, отличающие певцов друг от друга и умеющие выделять лучших.

Но это я вам сейчас пишу, когда мне любая букашка интересна и наблюдать за которой можно часами не без пользы для себя, но тогда, а это было в конце 50-х, мы пришли за другим: скучно стрелять из такого ружья по мишеням, а свинцовые пульки даже лампочку разбить не в силах. Мы пришли стрелять по лягушкам, и охота была успешной. Увлеченные пением, земноводные не замечали потери и хоровое пение продолжалось.

Теперь, когда я стараюсь избавиться от надоедливой мухи в комнате изгнанием ее через окно, когда пытаюсь ненароком не раздавить лишней козявки на дороге, при этом воспоминании мне становится невыносимо стыдно. Тем более, что к лягушкам все народы относятся с симпатией, в отличие от противно выглядящих жаб, которых не любят. Впрочем, симпатии к лягушке не мешает некоторым народам употреблять их в качестве деликатеса. Особой популярностью во Франции пользуются почему-то лягушки псковских болот. Лягушки давно стали лабораторными животными, и «за участие во многих важных исследованиях» в Сорбонне и в Токио лягушке были поставлены памятники.

Я же даю честное слово, что больше не дам бедным лягушкам повода бояться встречи со мной, ибо хотел бы и подружиться, да не знаю, как. Да и простят ли лягушки-квакушки мне давнее убийство их родственников?..

Пословицы: «В своем болоте и лягушка поет».

«Как ни дуйся лягушке, а до вола далеко».

«Не поймаешь скакуху за уши».

Приметы:   «Лягушки квакают к дождю».

«Лягушки кричат – пора сеять».     

УМА У НАС НЕ БЫЛО, ПРАВО…

 Ума у нас не было, право, но стыд и сейчас не потух: мы в детстве считали забавой охоту на бедных лягух. Зачем бы травить этих тварей? Когда возвращалась весна, в пахучем и мглистом угаре их жизнь была тоже полна. А мы к ним – с бедой неминучей! Ну, шкодники, ох, огольцы! Ремнищем бы нас (да покруче!), но были далеко отцы… В отрытых на случай налетов траншеях стояла вода, и в эти-то полуболота мы камни бросали тогда. С чего б этот дух разрушенья, несущий жестокую смерть, и в самый разгар обновленья, объявшего воды и твердь? Неужто мы в детстве не знаем, не ведаем, что и творим? На жизни живых посягаем – а правом владеем таким? Жалею, что там же, на месте, никто нас тогда не застал, не выпорол всех честь по чести (и Бог-то нас не покарал). Лишь вспомню я эту забаву – и жгучим вскипаю стыдом… Ума у нас не было, право, - одно оправдание в том. Борис Чулков, Вологда