На милость дня. Былинки

Парад Победы

Конечно, я ждал, ждал с тем давно утихшим ожиданием, когда в детстве ждут-не дождутся дня рождения. Тревожилось сердце — а как же без стариков-ветеранов: поуходили все, а кто живой — еле с палочкой ползает…

ПРОЩАЛЬНЫЙ ПАРАД

Последний ваш парад, фронтовики! Благословляет вас земля родная. Как мать – уже сама полуживая, а тащится, глядит из-под руки вослед… И крестит, крестит издали, как будто разрывая пуповину, - стога, ракитник и сыновью спину, а та в закатной зыбится пыли… Не плачьте, маршал!.. Золотой горнист, труби, как встарь, вздохни крутою грудью! Играй, гармошка, гулкому безлюдью, как он слетал с берез, неслышный лист… Как он летел в победную весну, кружился в вальсе, пряный, горьковатый… Не плачьте, вы ни в чем не виноваты, прошедшие священную войну! Последний ваш парад… Такой закат, как будто бы не солнце – угль чадящий садится в хмарь над Родиной скорбящей… Ей выел очи прах ее солдат. Ей вынул душу окаянный враг. Так одурманил пышной беленою… Но он навек – под вашею пятою, поверженный, пылающий рейхстаг! Последний ваш парад… И всех наверх велел свистать ваш легендарный кормчий. И ты встаешь, войны чернорабочий, коль он в строю, суровый Главковерх… Святой Георгий за его плечом. И конский круп белеет оснеженно. И ниспадают алые знамена Архангела лоснящимся плащом… Татьяна Глушкова

Но такая вокруг шумиха, всех глав государств пригласили, а которые отказывались, не стеснялись уговаривать: случай-то редкий — 60-летие со Дня нашей Победы над фашизмом! Я так переживал за стариков, что не смогут, не найдут силенок покрасоваться наградами, гвоздички к груди прижать и всплакнуть под «наркомовские» сто граммов. Кто мог – дополз…

ПАРАД 41-го

Суровая в своей надежде,

В Москве, седьмого ноября,

Над Красной площадью, как прежде,

Вставала зимняя заря.

Пехотный полк сменили танки,

За ними – пушек грозный строй.

И краснозвездные тачанки…

Пошли с парада – прямо в бой!

Знамена славы, пламенея,

Над каждым реяли полком.

Войска с трибуны Мавзолея

В бой провожал седой Главком.

Михаил Михайлов

Прошло-прошелестело-отхлестало уличными перетяжками-полотнищами «С 60-летием со Дня Победы 9 мая!» Я шел со сжавшимся сердцем, но ждал: ну вот, еще шаг, еще, другой — и настигнет меня волна всенародного праздника, зазвенят аккордеоны, песни будут военные про платочек синий, или жди меня, или снимай шинель — пошли домой… Но тихо на моей улице, нет на ней праздника, не попадаются навстречу старики с орденами да медалями, пусть чуть навеселе от ста «наркомовских», с гвоздичкой у впалой груди и, главное, с лицами! — я застал эти лица — с лицами победителей Европы. И мы отдавали им честь, а они, хоть и не по уставу, четко прикладывали ладонь к правому виску. А радость опускалась на всех такая ангельская, что казалось, мы не Великую Победу празднуем, а самую что ни на есть Пасху.

К слову, к годовщине парада 41-го тоже захотело начальство, чтобы прошли участники строем 7 ноября 2005 года, набралось их 50 человек, но силы были не те, и ветераны с трудом преодолели долгие метры Красной площади; тогда находчиво назвали это не парадом, а шествием…

ВЫПИЛИ И ВСПОМНИЛИ

Стол накрыли в тесной комнате.

Май пришел – святые дни.

Люди выпили и вспомнили

то, что русские они.

По столу стаканы стукали,

словно пули по броне.

Говорили деды с внуками

о судьбе и о стране.

Было к правящим презрение,

боль за правду велика,

озаряло всех прозрение,

пробирала всех тоска…

Захмелев от спирта чистого,

славя давнюю весну,

хор нестройный грянул истово

про священную войну.

И сквозь речи нетрезвелые,

сквозь забывшееся зло,

что-то верное и грозное

просияло и ушло.

Марина Струкова

Тогда я сам пошел к вам, на Серафимовское. Я взял мамину белую плексиглассовую коробочку, лампадки и поклонился могилкам: героине войны Вере Георгиевне Сироткиной, герою войны Григорию Ивановичу Ракову, герою войны Евгению Ивановичу Ракову и родителям их — героям войны Ивану Ивановичу Ракову и Анне Федосеевне Раковой. Затеплил лампадки, развернул мамины медали и тихо сказал: «Мама, вот твоя медаль «За оборону Ленинграда», а вот — с профилем Сталина — «За доблестный труд в Великой Отечественной войне»… И все вы, лежащие вокруг под крестами и без, вы все герои великой войны, вы сделали посильное и непосильное, чтобы враг не одолел Ленинград, Русь, Россию нашу. Мы, ваши дети и внуки, пока сами живы, помним и чтим. Уйдем мы, придут другие дети с другими заботами — на то она и жизнь. Покойтесь с миром! Сегодня ваш праздник…»

Есть у меня особая награда.

Ее храню отдельно от других.

Медаль «За оборону Ленинграда»

дороже мне трех орденов моих.

Да, кто-то не поверит мне, наверно.

Пускай не верит, - это не беда.

Но та медаль была наградой первой,

а я мальчишкой был тогда.

С любителями все менять – нет сладу.

И двести лет, и триста лет пройдет,

но разве ленинградскую блокаду

санкт-петербургской кто-то назовет?!

Великий Петр, Россия молодая

живут в сердцах, как сотни лет назад.

Но мы-то, о Петре не забывая,

в те годы защищали Ленинград.

Петр Градов, СПб

 А когда уже выходил из кладбищенских ворот, подошел рыжеволосый  подросток и, не таясь, но как-то боком ко мне, предложил купить за полтинник медаль «За Отвагу». Но мне ни к чему чужая доблесть…

ПРОЗАИЧЕСКАЯ БАЛЛАДА

Можно было б рассказать все это прозой. Может быть, но мне стихами как-то ближе. Просто жили муж с женою — скромно-просто; и наследник рос у них — сынишка рыжий. Не как солнышко он был, а просто рыжий, и любил он голубей гонять над крышей. «Тяга к небу?!» — кто-то скажет. Нет, едва ли, впрочем, может быть, — он жил в полуподвале. Люди дружные, и ссоры были редко. Жили в комнате (подзор, накидки, шторы). Их сынишка бегал в школу-семилетку, были «уды», но случались и «оч. хоры», рисовал, решал задачки, ставил кляксы, у окружностей высчитывая длины… Но семье не по карману десять классов — семь окончил и в ремесленное двинул. А потом пришла и первая получка, и покупка: бате шапка с длинным ворсом, сам, конечно, одеваться стал получше, и прическа — полубокс и чуб для форса. Может статься: здесь подробностям не место, только время шло — неделя за неделей, стали парня подзадоривать невестой, и девчонка-то была и в самом деле. Но семья так и не встретила невесту. Распростился с полубоксом парень рыжий. Сорок первый наступил, пришла повестка, и не стало стай, курлычущих над крышей. Во дворе дрались ребячьи батальоны — бой гремел почти совсем как настоящий. Иногда в полуподвале почтальоны клали письма от солдата в синий ящик. А весной, когда капель запела звонко, опустилась в синий ящик похоронка. Как вместилось столько горя в комнатенке! И осталась неувиденной невеста… Все звучал в ушах ребячий голос тонкий! Но сейчас как раз подробностям не место. Годы шли, а время — самый лучший лекарь. Шли с войны солдаты в ранах и медалях. Много раз весна ломала лед на реках. В новом доме старикам квартиру дали, дали пенсии — во всем покой, достаток, есть в чем выйти, показаться при народе. Старику уже пошел седьмой десяток, и старухе тоже что-то в этом роде. Но однажды, как давным-давно когда-то, в дом пришла повестка из военкомата. А потом старик, кого бы где ни встретил, всем показывал заветную бумагу — награжден их сын, погибший в сорок третьем, нет, не орденом — медалью «За Отвагу». Снова слезы, то ли счастья, то ль печали, может, в жизни им последняя отрада? Кто был рад за стариков, а кто плечами пожимал: медаль, подумаешь, награда. А за окнами в игре смеялись дети, а старик в который раз читал бумагу: награжден Ваш сын, погибший в сорок третьем! Награжден Ваш сын медалью «За Отвагу»! А весна в окно швыряла влажный ветер, грохотала талым снегом по оврагу. Вот за эту жизнь в далеком сорок третьем награжден солдат медалью «За Отвагу»! А над парнем песни кос плывут в июле, и заря над ним трепещет алым флагом, и леса над ним в почетном карауле, и луна над ним — медалью «За Отвагу», и салютом полыхают в небе грозы! Не как солнышко он был, а просто рыжий… Может, лучше рассказать все это прозой, может быть, но мне стихами как-то ближе.

Михаил Молчанов