ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 На милость дня. Былинки

Клеймо дезертирово

Когда я был помоложе, я очень любил читать «Комсомолку». Судя по знакомому названию в руках пассажиров, она и посейчас пользуется спросом, только вот тематика повернулась от решения задач грядущего прямо на полуобнаженных девиц крупным планом.

Лет тридцать назад прочитал я статью, которая потрясла меня. Тогда еще не грянула «перестройка», и героев называли героями, а предателей — соответственно — предателями.

С одним человеком приключилась история, как он сам себя заживо похоронил. Это даже не история, а добровольный острог какой-то. В 41 взяли парня в армию, во всему, война на носу. А он испугался и ночью тишком вернулся к мамке в хату, с которой и жил до призыва бобылем. Вырыли они вдвоем подпол — не подпол, а что-то наподобие узкого лаза под избой, вместо окошка — щелочка узкая, ведро для нужды, сена натаскали, но огня ни-ни!

Так он день-деньской и проводил в яме — то поспит, то глядит в щелочку, что мелькнет нового. Но оттуда одни коровьи хвосты видны — утром ранним и рога вечером. Лишь ночью глубокой вылезал дезертир ведро слить да воздухом продышаться; чуть шорох — он вмиг в конуру. Вот и вся его жизнь.

Прошло двадцать лет, мамка вся прибаливать стала и за сыночком ухаживать уже невмочь. Думали-думали-горевали-плакали, а счет платежом красен.

Ранним утром надел солдатик истрепанную шинельку, вылез из ямы и пошел сдаваться. Идет, волоча ноги, по деревне, никого сам не узнает и люди признать не могут, что за человек бредет с седой бородой да взглядом потухшим, в руке узелок с припасом на первый случай. В сельсовете шепчет имя свое — говорить-то разучился — а у председателя глаза на лоб: «Мы же тебя как героя похоронили и имя твое золотой краской на бетоне…»

— Посадите, али как? — и съежился весь.

— Да иди ты с глаз моих, дай хоть матери своей помереть по-человечески, — и плюнул председатель на пол, хотя ценил чистоту до невозможности.

С тех пор и бродит по селу человечишко в истрепанной шинельке, и при встрече глаза опускает. Хорошо, если от стыда… А мать его, как он вышел к людям, и года не прожила, почернела вся и померла в муках…

Ходить по селу рискованно,

и не ходить нельзя.

И ходит он, как оплеванный,

и прячет от всех глаза.

 

Дожил человек до пенсии,

затравленно-зол и тих.

Какие к нему претензии?

А вовсе и никаких.

 

Его не казнят упреками,

для всех он — ничтожный нуль.

Но взгляды соседей колкие —

это страшнее пуль.

 

Законом он амнистирован,

не подлежит суду.

Но только клеймо дезертирово

останется на роду.

 

В задумчивой хмуробровости

укрылась тоска навек.

Куда ж убежишь от совести,

мятущийся человек?

Алексей Багринцев †1974