|
У раскрытого окна. Былинки
Покаяние перед людьми - перед Господом покаяние...
(о прозе Александра Ракова)
В тяжкое время мы живем. Кажется, христианский мир, вслед за
блудным сыном отряхнув прах у родного порога, пустился
«на страну далече» (Лк. 15,13), чтобы там с резвостью и
без удержу промотать до нитки отцовское наследство.
Нет ничего нового в ощущении конца, исполнения «сроков»,
которые Господь «положил в Своей власти» (Деян. 1,7).
Ведь разные события и целые эпохи в ходе мировой истории
говорят о движении отнюдь не к лучшему будущему. Но для
нас, переживших в минувшие десятилетия слишком много
утрат поистине вселенского размаха, мрачный финал
своевольных блужданий обозначился вполне определенно. Он
выразился и в энергичных стихах петербургского поэта,
чьи слова Александр Раков приводит в первой книге
«Былинок»:
Ну
вот, мы проданы и куплены.
А
некоторые и убиты.
Глаза печальные потуплены,
Пути-дороги перекрыты.
Александр Раков. Былинки. СПб., «Сатисъ», 2004. С. 115
Дороги могут быть перекрыты всякие и все. Кроме одной — той,
которая ведет в глубины собственной души. Как раз этой
дорогой идет Александр Раков, судя по серии книг,
опубликованных им в недавнее время. Последняя из них у
нас перед глазами.
Имя автора в особой рекомендации не нуждается. Александр
Раков — профессиональный журналист и писатель,
многолетний редактор газеты «Православный
Санкт-Петербург» и сопровождающих ее изданий. «Заметки
редактора», печатающиеся в газете из номера в номер,
подали автору мысль о публикации таких заметок в виде
книг, в том числе и «Былинок». «Былинки» — пестрое
собрание непритязательных, как думается, и безыскусных
прозаических миниатюр, не связанных ни единым сюжетом,
ни интригой. У них, в сущности, нет начала, как нет
конца. Поэтому, будучи продолжением первой, вторая книга
«Былинок» тоже, в свою очередь, может быть продолжена.
Такая принципиальная незавершенность сказанного
заключена в самой природе автобиографической,
исповедальной прозы Александра Ракова. Она напоминает
дневник, в который писатель, не заботясь о порядке и
последовательности, заносит все, что останавливает его
внимание, что задевает душу — какой-нибудь факт,
воспоминание, мелькнувшую вместе с ними ассоциацию,
бытовую сценку, газетную хронику, чье-то письмо, свою
или чужую мысль и т.д. Казалось бы, это мелочи. Но из
таких мелочей и состоит по большей части наша жизнь.
Каждую миниатюру замыкает стихотворение, назначение
которых автор объясняет сам. Они имеют и прикладную, и
самостоятельную ценность, доставляя читателю
эстетическое удовольствие и свидетельствуя о высоком
уровне современной поэзии, не забывающей классических
традиций. Объединяет весь этот пестрый материал личность
автора, отбирающего предметы для разговора,
обдумывающего и оценивающего их сообразно со своим
складом чувств и понятий. При этом неожиданность
переходов от темы к теме, их видимая случайность на
большом пространстве текста, т. е. прежде всего в книге,
а не в газетной рубрике, производит впечатление
добросовестного отражения напряженной, непрерывной
работы ума и сердца, откликающихся на обращенные к ним и
с разных сторон идущие призывы. Некоторые темы
возвращаются; ясно, что они играют доминирующую роль в
потоке меняющихся представлений. Как эти, так и другие
темы служат для Александра Ракова либо исходным пунктом,
либо итогом его «духовного делания».
Автор не боится познакомить читателя с этой своей внутренней,
интимной жизнью, которую часто прячут из опасения
встретить неодобрение или насмешку. Ведь он не просто
рассказывает, он еще и исповедуется; исповедь же
предполагает ощущение собственной греховной
неприглядности, покаянное признание вины, исключающее
самооправдание и ссылки на «обстоятельства». Такое
покаяние в любом случае нелегко, даже если оно делается
с глазу на глаз. Но Александр Раков приносит его
открыто, без оглядки на какой-нибудь сторонний и
недобрый суд — вероятно, потому, что мнение того
человека, чей авторитет для него единственно свят и
непререкаем, мнение духовного отца, писателю уже
известно, а оно растворено любовью. Как бы то ни было,
писатель убежден, что пережитый им душевный и духовный
опыт может пригодиться многим. Отсюда щедрость, с какой
он готов поделиться своим необычным, по нынешним
временам, на деньги не переводимым, богатством. При этом
он сам не терпит и малейшего ущерба. Поскольку его
достояние нематериально, оно, пусть и щедро раздаваемое,
не оскудевает. Отклики читателей, тоже включенные в
книгу, подтверждают, что в своем убеждении писатель
прав: его личный опыт важен другим.
Это понятно. Нам всегда интересна чужая биография. Тем более
— биография современника, поставленного в те же условия,
что и мы, питающегося соками той же почвы, что и мы,
испытывающего те же, что и мы, влияния извне. Автора
окружает та же реальность, которая окружает нас. Поэтому
биографические факты, разбросанные в книге Александра
Ракова среди прочих, и не только они, воспринимаются
нами как нечто знакомое, и узнавание нового здесь
нередко имеет характер припоминания. Да автор и не
стремится противопоставить себя всем и каждому. Скорее,
напротив. Из своей и не своей жизни он выбирает
преимущественно то, что, по его мнению, несет широкий
смысл.
В соответствии с таким настроем единичные явления (семейных
неурядиц, одиночества, бесприютности, пьянства,
жестокости, преступлений и т.д.) под пером Александра
Ракова, сознательно избегающего отвлеченных
идеологических или политических рассуждений и
остающегося в границах будничных и житейски привычных,
все-таки оборачиваются общей проблемой. А его
собственная судьба (детство, юность, зрелость, отношения
с родителями и детьми) увязывается с судьбою поколений.
Трагическое неблагополучие настоящего момента русской
истории, подтвержденное документально (ведь автор ничего
не вымышляет), выступает со страниц книги с удручающей
очевидностью. Это неблагополучие большинства. А те
немногие, которые греют руки на трагедии народа и
умудряются благоденствовать среди пахнущих кровью
развалин, Александра Ракова не занимают: на этот счет он
брезглив.
Суть несчастья — в нищете не только материальной, но и
духовной. Для нас, не умеющих распорядиться наследием
отцов и сокровищами великой культуры, эта нищета грозит
одичанием. Оно, как показывают приводимые автором
примеры, переворачивает нормальную иерархию вещей и
ставит человека ниже животных — в положение, когда он
теряет и Божий, и всякий образ и подобие. Это положение
хуже смерти.
Ввиду такой мрачной перспективы и вблизи последней черты
начинаешь вместе с Александром Раковым сознавать, что в
конце концов самая большая ценность, которую при всей
нашей лишенности или невозможно, или труднее всего
отнять, — ценность нашей души. Пока она жива, она
способна к возрождению. С порядка в ней начинается любой
порядок — было бы только желание выпрямиться и
посмотреть вверх. Остальное — земное и Небесное — в
милосердии и воле Божией. К этой мысли ведет нас автор
книги. Хотелось бы закончить в его духе — стихотворением
А.Н. Майкова (1821-1897), кратко подытоживающим речь:
Не
говори, что нет спасенья,
Что
ты в печалях изнемог:
Чем
ночь темней, тем ярче звезды,
Чем
глубже скорбь, тем ближе Бог.
Валентина Ветловская, доктор филологических наук, Санкт-Петербург, ИРЛИ (Пушкинский Дом), Российская Академия
Наук |
