ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 Никола Милостивый

Люблю молиться Николаю Угоднику

Бабушка моя Александра Филипповна скончалась задолго до моего рождения. Знаю о ней лишь по воспоминаниям матери и, к сожалению, не очень много: она была строгой, но справедливой, говорила то, что думала, и, не покормив, не выпускала никого из своего дома. Время было тяжелое, военное, голодное. Храмы были закрыты, а если и действовали, сомневаюсь, что учителя явно их посещали. Как я понял, бабушка моя, учительница, не была исключением. Ходила ли она тайно в церковь, постилась ли, причащалась ли — об этом не спрашивал. Знаю только, что она очень почитала святителя Николая, а кончина ее, по молитвам этого великого угодника, была просто необыкновенной. Вот что я услышал из уст своей мамы:

«После смерти отца вскоре заболела и мама. В народе эту болезнь называют водянкой. Отекла бедняжка сильно. Мучили боли, три раза прокалывали, выкачивали воду. Но ни стона, ни ропота я от нее не слыхала. Лежит, бывало, и все время что-то тихо, жалобно поет, как плачет. Подойду к ней, спрошу:

— Мам, ты плачешь?

Она качнет головою — не мешай, мол, а потом вздохнет и скажет:

— Нет, доченька, это я молюсь. Люблю молиться Николаю Угодничку. Мой любимый святой. (Впоследствии, будучи уже монахом, священником, познал и я высоту сказанного: когда мы любим молиться избранному святому, этой любовью входим с ним в духовное родство, общение; он тоже молится за нас.) Так она довольно сильно страдала. Я почти и не жила дома, все время ночевала с ней. Отведу свои уроки, и скорей в больницу. И вот однажды вечером мама и говорит мне: “Зоя, попроси, чтобы тебе приснилось, буду ли я жить или нет?” Я в слезы: “А как же я без тебя? У меня ж ни родных, никого!” Она свое: “Попроси, попроси!” Поплакала я, поплакала, расставила стулья, легла — и как в яму провалилась. Какой там сон! За день так набегаешься, не до снов.

Утром проснулась, слышу, мама зовет. Лежит такая светленькая, умиротворенная, и ласково, как прощается, спрашивает: “Ну что, видела чего-нибудь? Ничего? А я видела. Сон-то какой! Слушай. Вхожу в незнакомый большой и светлый храм. В храме—никого, только одна свечечка горит на подсвечнике. Горит и чуть коптит. И голос, хотя никого не видно: «Раб Божий Николай». (Это, значит, мой дедушка, который за всю жизнь голоса ни на кого не повысил, но отошел без исповеди, в чем-то не раскаялся.)

И вдруг невидимая рука ставит большую, ярко и чисто, без копоти горящую свечу. Ну, думаю, чья это праведная душа отошла ко Господу? И, в ответ на мои мысли, тот же голос: «Новопреставленная Александра!» И тут я проснулась. Я думаю, скоро умру. Не плачь, не плачь, не нужно плакать. Что обо мне скорбеть, я свое здесь отстрадала”.

После этого сна она и в самом деле отошла очень быстро. Когда скончалась, одутловатость спала, лежала в гробу, как живая, молодая, красивая. Через год на ее могилке появились большие белые цветы, которые никто не сажал, сами выросли. И уже потом, от маминой могилы, пошли по всему кладбищу. Бегу в школу, а крестьянки говорят, вот, мол, какие заботливые — цветы на могилочку посадили. А мне стыдно признаться, что в суете не до цветов было».

Иеромонах Роман (Матюшин),
 скит Ветрово